Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов - [32]
Общая обстановка в частях отражалась на настроениях и моральном облике тылоополченцев. Как указывалось выше, большинство тылоополченцев было лишено избирательных прав как дети «лишенцев». И хотя они ни в чем не были виноваты перед государством, начсостав постоянно подчеркивал их неполноценность по сравнению с другими гражданами СССР и отождествлял с «врагами Советской власти». Суровые условия жизни и быта, изнуряющий подневольный труд, дискриминационный статус вызвали негативную ответную реакцию со стороны основной массы тылоополченцев. Она проявлялась не только в единичных словесных выражениях недовольства, но и в коллективных отказах от приема пищи, массовом дезертирстве, а местами в создании небольших групп пассивного сопротивления. Представители власти называли эти группы «антисоветскими бандами», хотя в полном смысле таковыми из-за отсутствия оружия они не являлись. Эти «банды» сразу же выявлялись и жестоко репрессировались[140].
Тыловым ополченцам внушалось, что своим добросовестным трехлетним трудом в частях т. о. они должны искупить свою «вину перед Советской властью» (не перед Родиной! — Д. М.) и стать полноправными гражданами страны. На самом деле, по существовавшему тогда порядку восстановления в правах «лишенцев», таковое могло произойти только после пяти лет добросовестного общественно-полезного труда и при условии, если они докажут свою лояльность по отношению к соввласти. Предлагаемое в начале 1931 г. наркоматом труда положение о восстановлении в правах добросовестных тылоополченцев автоматически после окончания срока службы не было принято.
Поначалу, не разобравшись в тонкостях этих положений, тылоополченцы в основной массе поверили командирам и трудились добросовестно. В сибирских частях т. о. сразу после их сформирования многие тылоополченцы считали, что, коль они «мобилизованы», значит, они на положении, подобном красноармейскому, и по отбытии срока работ будут восстановлены в правах. Поэтому во многих отрядах почти стихийно сформировались ударные бригады, выполнявшие нормы на 135 %. После трагедии на Черногорских копях, где в начале 1931 г. погибло более 50 шахтеров, Анжерский отряд отработал выходной день и заработанные 3 тыс. руб. отправил в помощь пострадавшим.
В короткой истории т. о. появились даже героические страницы. Так, в конце 1931 г. на место расположения 2-й отдельной роты т. о. ЦДТ (Казахстан) с целью грабежа напала банда в составе 20 вооруженных всадников. Командир роты, подняв по тревоге два взвода тылоополченцев, выступил с ними против банды и обратил ее в бегство. Один из нападавших был ранен. За мужество некоторые тылоополченцы получили поощрение премиями[141].
Но когда через некоторое время в батальоны стали приходить письма от уже отслуживших тылоополченцев о том, что по прибытии домой на местах в правах их не восстанавливают, продолжают считать врагами и на работу никуда не принимают[142], иллюзии стали исчезать.
В 1932 г. начальник Управления т. о. ЦДТ Грузинский в полит-сводках оценивал политико-моральное состояние тылоополченцев как «удовлетворительное». Вместе с тем он отмечал ряд явлений, характерных для многих частей, — недовольство пищей, кражи картофеля у местного населения, попрошайничество, отказ сектантов от работы по субботам и, когда их к этому принуждали, дезертирство. С 10 июня по 10 июля 1932 г. из частей ДВК дезертировало 28 чел., в основном буряты, местные жители. В числе сбежавших были шаманы и ламы. Зная хорошо местность, буряты уходили за границу. В июне 1932 г. в БССР дезертировало 48 чел. Причины побегов — слабое питание, плохое обмундирование, грубость начсостава, получение писем из дома и от ранее сбежавших. В УССР из частей дезертировало 114 чел., из них 15 немцев-меннонитов, которым были присланы письма от ранее сбежавших о том, что их дома освобождают от службы. Готовился побег 100 чел., из которых 60 являлись духоборами. В частях «религиозников» был задержан прибывший с Северного Кавказа руководитель секты, который вел «агитацию за дезертирство». В Казахстанском полку за три месяца было 25 попыток к побегу, 32 случая симуляции, 35 самовольных отлучек, 40 случаев отказа от работы. Часть тылоополченцев имела связь с населением и особенно с «кулаками», которые сочувственно относились к ним. В тех случаях, когда тылоополченцы пытались покупать продукты у местного населения, селяне спрашивали: «Для себя берешь, или для командира?» Если для командиров, то не продавали ничего совершенно. За три месяца из полка дезертировало 89 чел., в основном из местного призыва.
Несмотря на все выше перечисленные факты, Грузинский отмечал, что по докладам из частей большинство тылоополченцев относится к труду сознательно, в частях имеются сотни рабочих бригад, перевыполняющих заданные объемы выработки, доводя их до 150–180 %[143]. Фактически же эти цифры были явно завышены. Больные люди на истощенных лошадях при полном отсутствии планирования, постоянных перебросках с места на место, простоях из-за плохой организации труда не могли дать такой большой процент выполнения заданий. Одна, две, десять бригад в течение недели-двух на одном объекте могли показывать производительность труда на 150–180 %, но это никак не могло повлиять на выполнение промфинпланов за полугодие и год, т. к. в другое время эти бригады простаивали.
