Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы) - [203]

Отдельно велся учет сирот до четырехлетнего возраста, для устройства которых в нарымских комендатурах было создано пять домов ребенка на 415 мест. В начале 1938 г. руководство ОТП Новосибирской обл. (куда до 1944 г. входили районы Нарымского окр.) отмечало: «В последующее время часть детей была передана в постоянные ясли, переростки передавались в детдома или артелям…»[1247] Оно также указывало, что в нарымских комендатурах с 1931 г. было организовано 16 детдомов, в которых находилось 3300 детей. При детдомах создавались подсобные хозяйства с посевными площадями, скотом, инвентарем. Таким образом чекисты пытались решить проблемы снабжения продовольствием и воспитания: «В этих детдомах воспитанники, кроме общего образования, получали теоретические и практические знания по сельскому хозяйству, дабы в дальнейшем дать им направление о сельскохозяйственной деятельности»[1248].

Реальное положение детей в детских домах Нарымского округа, нашедшее отражение в документации местных органов 1930-х гг., было крайне тяжелым и без перспектив к улучшению. До середины десятилетия основные усилия чекистских органов были направлены на создание материально-технической базы (инфраструктуры) и продовольственного снабжения срочно организованных 20 детских домов. Внутренняя ситуация в детдомах оказалась предметом рассмотрения местных органов власти в 1936 г., накануне и в период передачи учреждений из ведения СибЛАГ в отделы народного образования. Массовое инспектирование детских домов Нарымского округа сделало предметом гласности (в номенклатурных кругах) ряд острейших проблем, накапливавшихся годами и ставших уже хроническими. Первая из них состояла в том, что детдома по-прежнему, как и в начале 1930-х гг., были перегружены детьми. При вместимости 3 тыс. чел. в жилых помещениях детдомов содержалось 3300 детей[1249]. Дети продолжали поступать по направлениям из комендатур и детских приемников. Численность принятых и «выпущенных» из детдомов совпадала. Приходилось принимать экстренные меры. В первую очередь был ограничен прием т. н. полусирот (прежде всего детей бежавших родителей). Для уже содержавшихся детей этой группы форсировались розыск родителей и поиск родственников. Весной 1937 г. планировалось отправить из детских домов по выявленным адресам ок. 300 детей[1250]. Кроме того, активизировалось применение процедуры патронирования – передачи детей-сирот на воспитание в другие семьи спецпереселенцев, а фактически на иждивение в неуставные артели. Патронирование детей начиналось с 14 лет; оказавшиеся в группе от 14 до 18 лет именовались в документах «переростками». Для «трудных» подростков передача подростков-сирот на патронирование, которой руководила администрация детдомов, из средства регулирования состава воспитанников становилась неприкрытой угрозой наказания. По информации чекистов, бывший заведующий Новиковским детдомом Гольц помимо физического наказания детей практиковал «запугивание детей передачей их в артели… в силу чего имеет место боязнь детей патронирования в артели»[1251].

Численность «переростков» год от года значительно возрастала: в 1936 г. их насчитывалось 243 чел., в 1937 г. – 480 чел. В постановлении Президиума Запсибкрайисполкома «О мероприятиях по детдомам Нарымского округа» от 7 мая 1937 г. окрисполком обязывался «провести трудоустройство переростков в колхозы, на предприятия и в учреждения Нарымского округа»[1252]. По данным окрОНО, к осени «было трудоустроено 139 воспитанников, отмечается нежелание ряда хозяйственников трудоустроить воспитанников, например, председатель окрпотребсоюза Исправников заявил, что ребята из детских домов будут воровать»[1253].

Воспитательная работа с детьми находилась, по оценкам работников образования, на низком уровне. В докладной записке Нарымскому окрисполкому от 27 марта 1937 г. инспектор крайОНО Токарева сообщала: «…исключительно слабы воспитатели»[1254]. В материалах обследования детских домов округа, проводившегося летом 1937 г., отмечалось, что «часть воспитателей (40 %) остаются все еще с низким уровнем образовательного ценза и развития»[1255]. Даже широко насаждавшееся после 1935 г. пионерское движение из-за формализма воспитателей и вожатых превратилось из средства консолидации воспитанников в инструмент их раскола. Токарева писала: «Пионерские комнаты есть во всех д/домах, но они как правило находятся под замком и используются только пионерами для проведения отрядных и звеньевых сборов. Доступ остальным воспитанникам не всегда возможен и очень ограничен. Такая неумелая постановка работы вожатыми в ряде домов привела к антагонизму [так в документе. – С. К.] между пионерами и не пионерами. В Тоинском доме группа ребят произвели [так в документе. – С. К.] выстрел в пионерскую комнату»[1256]. Одобрение проверяющих вызвало проявление бдительности воспитанников: «В Бакчарском детском доме сами дети пионеры дали отпор и потребовали увольнения уборщицы, которая непочтительно отнеслась к бюсту тов. СТАЛИНА»[1257].

Медико-санитарное состояние и снабжение детских домов продовольствием и инвентарем оценивалось комиссиями как «чрезвычайно плохое». Одни заразные заболевания сменялись другими, едва было доложено о прекращении эпидемии чесотки, как началась массовая вспышка трахомы. Заболевших оказалось настолько много, что осенью 1936 г. пришлось экстренно перепрофилировать Новоселовский детдом, разместив в нем 175 больных детей из других детдомов, и передать его крайздравотделу, т. к. на весь Нарымский округ имелся всего один врач по глазным болезням