Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы) - [201]
Сложнее и драматичнее было восприятие крестьянской трагедии теми, кто сталкивался с нею ежедневно. Вот отрывок из доклада в Омский окрздравотдел 31 мая 1930 г. одного из медиков, работавшего во вновь созданной в глубине Васюганских болот Кулайской комендатуре: «…страдают все возрасты, дети и взрослые, дети опухают и помирают от недоедания. 75 % населения имеют вид тела истощенного, землистого цвета. <…> Видя на глазах такую мучительную картину – голода и голодной смерти, я в особенности прошу дать ответа, какие приняты меры… В медикаментах недостатка не ощущается, но применение всей лечебной цели совершенно безрезультатно при отсутствии питания. А посему, считая недостатком со стороны медицины и нашей политики мучение детей полуголодной смертью, и на все вышеизложенное [прошу] дать те или иные указания»[1230]. Указания же, да и то противоречивые, поступали прежде всего от карательных органов.
Вывоз детей из спецпоселений действительно состоялся. Обобщающие данные об этом отсутствуют, известно лишь, что в 1930 г. из Северного края было вывезено 35 400 детей[1231]. Однако с детьми, оказавшимися в спецпоселках, была связана только часть проблемы. 29 апреля руководство ОГПУ распространило рекомендацию местным органам о том, как поступать с бежавшими из мест ссылки семьями с детьми. Взрослых членов семьи надлежало отправлять обратно, детей же в возрасте до 15 лет «можно обратно не высылать[,] при согласии родителей оставлять желающим родственникам»[1232]. Очевидно, что спецорганы дифференцированно подходили к детям, вывозимым с разрешения официальных органов, и бежавшим из спецпоселков со своими родителями. Кажется неожиданным, что для возвращаемых детей ценз составлял десять лет, а для бежавших 15 лет, т. е. существенно выше. Это было продиктовано, скорее всего, прагматическими соображениями: возврат на поселение и дальнейшее содержание возрастной группы от 11 лет и старше на положении иждивенцев в спецпоселках требовали дополнительных расходов. В дальнейшем возникла необходимость формализовать шедшую ранее стихийно отправку детей на попечение родственникам. 21 мая 1930 г. заместитель председателя ОГПУ С.А. Мессинг направил полпредствам телеграмму, в которой во избежание отказа родственников брать на воспитание прибывавших из ссылки детей чекистам предписывалось «впредь детей кулаков возвращать только при наличии соответствующей гарантии родственников[,] знакомых[,] берущих детей[,] предоставлять детям приют [и] воспитание»[1233].
На рубеже 1930–1931 гг. чекисты столкнулись с еще одной, не характерной для своей деятельности ситуацией вокруг детей и молодежи спецпереселенцев. 1 января 1931 г. полпред ОГПУ по Запсибкраю Л.М. Заковский направил своему руководству письмо, в котором сообщал: «Нам поступило из Томского распределителя спецпереселенцев, высланных в ноябре 1930 г. из УССР 333 заявления молодежи, отказывающейся от своих родителей и желающих [так в документе. – С. К.] жить самостоятельно. Среди заявителей преобладает возраст от 18 до 22 лет, но имеются и заявления от 10–12–14–15-летних, причем часть заявителей просят возвратить их на Украину.
Просим разъяснить, какие именно меры реализации предпринимать для этих заявлений»[1234].
Поскольку речь шла не о единичных случаях, а о массовом поведении двух возрастных групп (подростки и молодежь), аппарат Особого отдела ОГПУ подготовил соответствующее разъяснение. Чекисты полагали, что стремление молодежи порвать со старшим поколением «кулаков» следует поощрять путем предоставления ей некоторых льгот: «Отдельным лицам из кулацкой молодежи в возрасте от 16 до 22-х лет включительно, подавшим заявления об отказе от своих родителей, после тщательной проверки и установления их лояльного отношения к Соввласти, – можно разрешить оставлять спецпоселки и свободно проживать в пределах того края, куда они были вселены»[1235]. Однако на подготовленном проекте директивы помощник начальника СОУ ОГПУ Ольский начертал: «Обождать до утверж[дения] общ[его] положения о кул[ацких] поселках». 20 января 1931 г. эта рекомендация и была направлена Заковскому[1236].
Проводившаяся весной – летом 1931 г. массовая депортация крестьянских семей вновь обострила «детскую проблему». Возобновилась действовавшая в 1930 г. практика передачи детей спецпереселенцев, не достигших 14 лет, на воспитание родственникам. Однако в конце 1931 г. появился циркуляр ГУЛАГ, фактически сводивший на нет подобную процедуру. В нем говорилось: «В первое время расселения спецпереселенцев, вследствие невозможности сразу поставить семьи спецпереселенцев в нормальные условия жизни, ОГПУ считало возможным, ввиду большой детской смертности и трудности содержания нетрудоспособных, передавать на иждивение и воспитание родственников детей до 14 лет, а также стариков свыше 60 лет.
В данный момент, ввиду улучшения положения с устройством с[пец]п[ереселенцев] директивы ОГПУ… отменяются. В дальнейшем предлагается массовой передачи детей и стариков не производить, допуская такую передачу только в исключительных случаях (вследствие многосемейности, круглого сиротства и т. д.)…»
