Он так и доложил Буркову, тот выслушал без интереса и сообщил вдруг, что умер Смирнов.
В России людей с такой фамилией чертова прорва, и министру не показалось странным, что пес его знает, о ком идет речь.
Однако дальше последовал неприятный вопрос о старых делах, которые в прокуратуре на покойного есть. И это бы ничего, хотя раздражало, что часто спрашивают по вопросам, относящимся к прежнему месту работы. Он, ориентируясь на слово «старые», осторожно ответил, что да, есть в архивах, и чтобы чего не ляпнуть, применил надежный прием — закашлялся, объясняя простудой. На другом конце произнесли слова про металлы, что облегчило совсем.
Да кто ж из них в первой половине девяностых не крал металлы — от лома, на который не списывались разве что космические корабли, до разных цветных.
Он подтвердил про металлы и снова обрадовался, так как с ним вежливо попрощались, с комментарием, что теперь, конечно, надо беспокоить не его, а новое руководство.
Вот правильно, они пусть и разбираются.
Однако с чем?
Тут, тут вот в голове заработал, словно, конвейер: Смирнов, девяностые, металлы… ну да, кинул еще «ельцинскую семью» — весь фонд советских редкоземельных, безумной стоимости… еще, по всем данным, в сговоре с хохлами умудрился добраться до урана в аварийном Чернобыльском блоке — хохлов тоже кинул, уехал в Швейцарию, массированные атаки на фондовые и валютные биржи, тема — кто именно в мире богаче — Смирнов или Гейтс — уже навязла в зубах и у публики, и у прессы…
Вот тебе на-а, приехал!
Шут с этой партией, но забыть про Смирнова…
Министр, сидя в кресле у торшера, с неразвернутой «Российской газетой» в руках, почувствовал легкую панику. Лечиться, и срочно!
Но как, чтобы не донесли о симптомах?
Снимут в момент, тот же Бурков позаботится.
Ох, ёж твою двадцать!
Газета раскрылась не от желания почитать, а от нервного движения пальцев.
Единственный уже государственный источник, но вот государственный, а деньги тоже зарабатывают на рекламе.
Глаза министра поблуждали по страницам и вдруг уперлись в рамку, увитую цветками, похожими на репей.
Он прочитал: целительство традиционными методами и методами народной медицины нервно-сосудистых заболеваний… еще какие-то слова, и главное: все формы склерозирования, активная стимуляция мозгового кровообращения. В заключение стояло: полная конфиденциальность анализов и медицинской карты.
Иуда не в первый раз уже за собою заметил, что пересчитывает деньги в ящичке, хотя прекрасно знает, сколько их там. И еще — монеты обладают странным свойством: они выглядят безликими и противными даже, когда их мало, и наоборот — обретают достойную внешность каждая, когда в ящичке их набирается полезный избыток.
Учитель назначил его казначеем на полном доверии, и он был горд. Да, горд и наивен три года назад.
Осень, осень золотая.
Она везде золотая на бесконечных русских просторах, а в Москве, в невероятной ее неразберихе, она приходит на три всего-то недели, приходит, чтобы сказать каждому — ну посмотри, посмотри на себя — ты прожил целый год, не заметив другого движенья, кроме своей суеты, ты опять не подвел итоги и не сделал себя лучше ни в чём, разве будут твои последние дни такими, как эти мои сейчас, глупый — зачем ты топчешь эти прекрасные листья…
Граф Нарышкин — европейски образованный человек и тонкий эстет, обладал к тому же состоянием, очень много ему позволявшим. В историю русской архитектуры, благодаря графу, вошло так называемое «нарышкинское барокко», и прекрасная отреставрированная его усадьба в дальнем Подмосковье стала уже предметом серьезных вниманий некоторых «лиц» и известных организаций. Губернатор Московской области Дронов склонялся в этом смысле к Газпрому.
Но оказия вот, день вчера прошел без стакана, а в чистой голове совсем не удержалось обещание принять неких господ по поводу вот этого самого замка-усадьбы.
В кабинет губернатора вошли двое — немолодой, высокий с сильной фигурой, и колобковый какой-то мужик, улыбающийся во все стороны.
Губернатор пригласил их сесть и сразу заметил крупную пуговицу-бриллиант на воротничке строгого господина, а мужичок, показавшийся сначала граждански одетым, оказался в кителе и синих штанах с лампасами.
Он и сам имел казацкие корни.
— Вы из казаков?
— Из них, Шелеховы мы из Мелехова.
Это понравилось.
А явно старший из них, строгого вида, быстро проговорил — беспокоят по пустяку, речь идет об аренде Нарышкинского дворца-усадьбы всего дней на пять.
Губернатор хотел ответить, что на такие пустяковые сроки… к тому же сдавать для мелких дел, по сути, музей…
Но услышал:
— Полунин с Ришельевичем уже завтра переведут по пятьдесят миллионов долларов на это мероприятие. У меня, знаете ли, давние с ними кредитные отношения.
Губернатор сумел удержать челюсть.
Да, не зря он боролся и с федералами, и с Москвой за эту усадьбу. Пять дней, и сто миллионов. Да даже если они там изгадят чего… Шесть крупных бассейнов можно построить, или три ледовых дворца!
* * *
Лайнер в аэропорт «Шилково» шел вне графика тем спецрейсом, для которого открывались коридоры и эшелоны, а на диспетчерском пункте звучали команды другим самолетам попридержаться на курсе или пойти на второй-третий круг.
