Сыграли один куплет.
— Имею честь, — произнесла гостья, как только замолкла музыка, — представить вам наследницу всех капиталов господина Смирнова, — она повернула к собаке голову, — поздоровайся, пожалуйста, с господами.
Собака села и подняла правую лапу.
У двоих слова вызвали оцепенение, но опытный от «Торговой» смекнул сразу, подошел первым и нагнувшись рукопожал.
— Искренне признателен за эти счастливые минуты знакомства, — а отходя, снова шепнул: — Не стой, Лёня, как дуб.
— Э, позвольте приветствовать вас… — из-за высокого роста ему пришлось низко нагнуться, чтобы взять лапу — лапа была теплой и равнодушной, — надеюсь, визит вам понравится.
Третий — генеральный директор ОАО «Шилково» — уже суетился сзади.
— От всего огромного коллектива, от себя лично, от… — он сменил согнутую позу, встав на колено, и поцеловал черную шерсть.
— Трезвым когда-то бывает? — риторически спросил «опытный» у «центрального».
Собаке не очень понравилось, она повела носом в сторону «поцелованного», поставила лапу и недовольно взглянула вниз на нее.
До входа в VIP-зал было очень недалеко, там ждали, и, чтоб отогнать других, на двери с внутренней стороны висела бумажка «Трубу прорвало».
Гостья и собака направились первыми, за ними, разворачиваясь, опять по ранжиру, двинулись остальные.
— Мило, мило, — похвалила гостья, ступив несколько шагов в VIP-зал, — скатерти мне нравятся, и главное — хорошо отстираны.
«Твари, — произнес про себя генеральный аэропорта, — я ж новые велел постелить».
И обратился к гостье с зелеными мерцающими глазами:
— Чем богаты, как говорится, тем и рады. Извольте с дороги откушать.
— А почему нет?
На левой руке женщины — сколько же это стоит — широкий платиновый браслет с огромными по нему изумрудами, каратов тут в сумме, наверное, двести.
— А вы богаты, господа, — оглядев главный — «избранный» — стол, произнесла дама, — стерляжья икра, — она обратилась к собаке, уже спущенной с поводка: — Это не иранская дребедень, и не из немецких садков — настоящая браконьерская. Тебе, милая, надо попробовать.
Генеральный аэропорта злобно прошептал метрдотелю:
— Ты за скатерти ответишь.
— Новые, у меня чеки из магазина.
— Это ты мне, — он едва подавил пытавшийся вырваться голос, — мне рассказываешь про чеки?
Самке-ротвейлер уже поднесли густо намазанный бутерброд, та, осторожно понюхав, взяла половину в рот, подержала, и отправила весь целиком.
— Кушает, — умилительно произнесло несколько голосов.
Даме наливали «Бордо».
— А, это жареные бараньи яички? Всем рекомендую, господа. В Киргизии забили целое стадо, сами-то они что едят, кроме лепешек?
Собака повела носом в сторону блюда.
— Тебе, милая, пока ни к чему — это для стимулирования людей среднего и старшего возраста. Ты лучше скушай пару раковых шеек, раки ползали еще час назад.
Кроме трех самых главных, с ловкой рядом прислугой, остальные разместились у другого стола, проще в чем-то блюдами, но не обиженного. «Опытный» знал — деликатность в употреблении будут держать только первые десять минут.
* * *
У Ришельевича кроме всякого добра был еще отдельный коттедж — не на Рублевке, и неизвестный почти никому.
Самое время приехать Рогнеде, но всегда эта дрянь опаздывает.
Коньяк на столе, он пьет совсем по чуточке, потому что лишние дозы «перед этим делом» к хорошему не приводят.
И не очень внимательно смотрит на экран телевизора, где показывают аккуратный, несмотря на сибирскую глухомань, городок Забуйск и рассказывают про молодые годы родившегося там лидера новой партии «Эх, Россия».
Забулькало вдруг в животе, и потянуло на расслабление.
Ришельевич поспешил в туалет.
И скоро вышел, довольный, что очищение произошло вовремя.
Где ж черти носят Рогнедку?
Большая комната в полумраке… он сначала не понял — она приехала?
Нет, понял.
Хотя снова не понял.
За столиком, где сидел он, сидят два мужика.
Из охраны?
Не может быть — те снаружи, и без приказа появиться не смеют.
Но главное — один мужик отхлебывает из горла его коллекционный коньяк, передает другому, и тот тоже отхлебывает.
Ришельевич, застывши, простоял секунд пять…
— Присоединяйся, чувак, — дружелюбно предложил кругловатый с откровенно скотскою мордой.
— Или там постой, — предложил другой очень неласково, взглянув на него одним темным, а другим неприятно серебрящимся глазом.
Мысль заработала: бандитский наезд, охрана снаружи, следовательно, перебита…
— Мы мирные люди, — опять отхлебывая, проговорил толстый-любезный.
— Но наш бронепоезд стоит на опасном пути, — добавил другой.
— Что вам угодно? — спросил Ришельевич, стараясь глядеть исключительно на любезного и держать себя хладнокровно.
— Россию любишь?
— Грабить он ее любит. Короче, полтинник с тебя.
Нехороший поднялся и сделал к нему два шага:
— Там счет, куда деньги переведешь.
Дальше Ришельевич получил такой удар в ухо, что помнил только — его голова и ноги высоко в воздухе, и на одном уровне.
