Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - [156]

.

В том же 1860 г. Леон Фежер посвятил пять страниц Маргарите в комментированной антологии «Женщины-поэты XVI в.», укрепив тем самым тенденцию сравнивать творчество королевы только с творчеством других женщин. В комментарии интересного мало, хотя его достоинство в том, что он напоминает о культурной традиции Валуа, которые все были одаренными в литературном отношении: «Она достойно представляла династию, которая, к сожалению, лучше умела говорить, чем делать. Ее "Мемуары" — образец такого языка Амио, безукоризненно наивного и простого, который она сдобрила игривостью и изяществом». Приведя похвалы Паскье и Брантома, он представляет два стихотворения королевы, уже выходившие в 1824 г., — на смерть Дата де Сен-Жюльена. «Несмотря на эти стихи, — комментирует критик, — долгий список любовников Маргариты еще не завершился»[812].

В 1864 г. жизнью Маргариты и ее супруга в Гаскони заинтересовался Фейе де Конш. Обладатель многочисленных архивных бумаг, он напечатал в своих «Беседах любознательного» четыре неизданных письма королевы, в том числе одно, автограф, было воспроизведено факсимильно. Он опубликовал и письмо короля Наваррского жене, которое уже печатал Ксивре и которое он отрекламировал с помощью такого «объяснения»: письмо было «рассчитано на показ и предназначено для отсылки ко французскому двору». Иначе говоря, король написал его с единственной целью оправдать жену перед Короной — проявление внимания столь же тонкое, сколь и уникальное. Комментарий, выдержанный в ученом тоне, в действительности содержит множество ошибок, перепутанных дат, глупостей, «искаженных цитат, ведь его автор в основном опирался на «Сатирический развод» и вовсю использовал многочисленные сплетни. Самый очевидный признак недостатка серьезности — тот факт, что в этом исследовании Маргариту впервые окрестили кличкой, придуманной Дюма: «Честь девушки — это ее собственная честь, которую она тщательно бережет. Честь женщины — это честь ее мужа, которую она бережет меньше, когда эта женщина — королева Марго»[813].

В комментарии, которым Э. де Шараве снабдил публикацию еще двух писем королевы в 1873 г., эти тенденции особо бросаются в глаза. Мало того что «Сатирический развод» по-прежнему остается неисчерпаемым кладезем сведений о жизни королевы, но на него уже не всегда ссылаются и даже цитируют неточно: «Маргарита была красива и знала это: ее чары были политическим ресурсом. Карл сам признался: "Юбка моей сестры Марго послужила мне сетью, чтобы поймать гугенотов"». С другой стороны, за Шараве числится одно заведомое мошенничество. В самом деле: одно из двух писем, опубликованных им, было письмом королевы виконту де Тюренну, которое она послала весной 1580 г. с целью вернуть того в Нерак. Мы видели, что ничто не указывает на какие-либо скандальные интимные отношения между Маргаритой и тем, кого уже триста лет считали ее любовником. Однако Шараве, отнюдь не желая подчеркивать противоречие между документом и легендой, предпочел их примирить меж собой: она «обращалась к нему так, что можно подумать, что он был ее любовником», чего подумать явно нельзя. Поэтому, чтобы подкрепить свои слова, критик ссылается и примечании на Таллемана де Рео и на самого Тюренна. А ведь оба)тих текста не содержат ничего подобного — Тюренн никоим образом не упоминает о своем мнимом романе с королевой Наваррской, а что касается Таллемана, то о виконте он пишет лишь вот что: «Говорят, однажды г-н де Тюренн, […] будучи пьян, облевал ей грудь, желая повалить ее на постель»[814].

В 1881 г. Мишель Коэнди опубликовал очередные неизданные письма: он извлек из архивов Клермон-Феррана шестнадцать «Посланий, в большинстве написанных собственноручно, неизданных, от королевы Маргариты де Валуа к Жаку де Ла Фену». Обнародование этой переписки, относящейся к 1586–1600 гг., было особо важным, потому что она представляет собой один из редких документов, сообщающих о жизни королевы в Юссоне. Кроме того, оверньский архивист воссоздал не только текст, но и все детали, относящиеся к нему: почерк, датировку, воспроизвел вензель Маргариты, сделал надлежащий анализ ее разных конторок и т. д. Зато общий комментарий, банально основанный на тексте Имбердиса, страдает крайней легковесностью: историка явно больше интересовали предметы, которые он держал в руках, чем биография Маргариты.

В том же 1881 г. другой региональный историк, Филипп Лозен, издал восемь писем Маргариты консулам Кондома, семь из которых раньше не публиковались. Они отражают деятельность королевы в качестве графини Ажене, со времен взятия Кагора [королем Наваррским] добивавшейся от своих городов поддержки рискованных действий супруга, который как раз ввязался в «войну влюбленных». На Лозена в то время сильно влияла легенда о королеве. В этих письмах, — писал он, — «еще раз ярко отразился гибкий и тонкий, изобретательный и острый ум этой любезной монархини, вся столь бурная жизнь которой представляла собой длинный роман, полный безумных авантюр». Эти послания, на его взгляд, показывают, насколько она весной 1580 г. поддерживала короля Наваррского; зато она солжет в своих «Мемуарах», утверждая, что не хотела этой войны, ведь «она писала их для будущих поколений, рассказав лишь о первой части своей жизни, не смея признаться самой себе в постыдных и развратных деяниях, совершенных в зрелом возрасте»