Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - [143]

.

Это наступление по всему фронту вызвало со стороны всех социальных категорий женщин резкий протест, в котором решающую роль играла свежая память о Старом порядке. В то время как мадам де Сталь открыто противостояла императору, вновь начали славить знаменитых женщин французской истории — форма этого прославления, похоже, по сравнению с предреволюционными десятилетиями ни в чем не изменилась, но дух стал совсем другим, потому что теперь за это взялись женщины. Это была эпоха, когда Фортюне Брике составила свой «Словарь француженок» (1804), когда м-ль де Вовильер написала «Историю Жанны д'Альбре» (1818), когда г-жа Дюпен издала книгу «Франция, прославленная своими женщинами» (1833). В большинстве этих произведений Маргарита упоминается кратко и сдержанно. Брике опиралась на труд Монже и отсылала к нему. Руйон-Пети в своей «Истории королев Франции» вдохновлялся скорей книгами Мезере, выделяя в королеве «причудливое соединение талантов и недостатков, добродетелей и пороков»[766]. Любопытно отметить, что некоторые авторы упоминали ее стихи, которые все еще никто не издал, но которые, видимо, были вполне представлены в коллекциях любителей и о которых издатели Ла Круа дю Мена незадолго до Революции говорили как о «неплохих». Брике считала, что «в них были удачные строки», и Ла Мезанжер уточнял, что они «очень хороши для своего времени»[767]. Несомненно, эти мнения подвигли издателей впервые опубликовать три стихотворения королевы — в антологии «Французские поэты с XII в. до Малерба», вышедшей в 1824 г.

Накопление свидетельств до 1848 г

Повышение интереса к историческим документам выразилось в первой половине XIX в. В создании трех огромных серий «Мемуаров», которые издавали в течение двух десятилетий Петито и Монмерке (1819–1829), Бюшон (1836) и Мишо и Пужула (1836–1839). Другие издатели тоже принялись за это дело, давая возможность публике приобрести произведения, ставшие редкостью (Брантома, Кастельно, Шеверни, Летуаля, Мерже, Сюлли, Тюренна…), и знакомя ее со многими ранее неизданными текстами.

Так, в 1824 г. вышли «Мемуары» Шарлотты Арбалесты де Ла Борд, супруги Дюплесси-Морне. Фактически это был хорошо документированный рассказ о жизни соратника Генриха IV, написанный вдовой специально для сына. Биограф продемонстрировала в них безупречное знание политического и религиозного контекста эпохи, очень ясно и строго сделав краткое описание двух переговоров, которые были поручены ее мужу: об оскорблении Маргариты и о ее разводе. В 1826 г. Петито и Монмерке также впервые опубликовали «Мемуары» Фонтене-Марёйя, который лично не знал королеву, но дал дополнительное свидетельство того, какие мнения преобладали в аристократической среде в середине XVII в., насколько важной была поддержка, оказанная Маргаритой первому Бурбону, и насколько ценили ее «Мемуары». В том же году те же издатели обнародовали и мемуары советника руанского парламента Клода Грулара, имевшего возможность восхититься ловкостью и красноречием королевы в ходе долгого торга по поводу эдикта о виконтствах в 1606 г.

В 1834 г. увидели свет «Занимательные истории» Таллемана де Рео.

На самом деле это произведение, пролежавшее под спудом почти два века, заинтересовало ценителей еще пятнадцать лет назад. Это был набор портретных зарисовок, написанных в хлесткой манере на основе воспоминаний, пересказанных разговоров, острот, скандальных подробностей, где не обошлось без сплетен, но были и метко схваченные черты — во всяком случае, когда речь шла об эпохе, знакомой автору. Ведь друг маркизы де Рамбуйе, родившийся в 1619 г., начал записывать свои «Занимательные истории» только около 1657 г., и все его портреты современников Генриха IV оказались сильно искаженными. Это относится, в частности, к статье, посвященной «Королеве Маргарите», куда попало немало ложных слухов. (Возможно, Таллеман тем охотней им верил, что был не из аристократов.) Среди нелепостей, который он принял на веру, было, в частности, приписывание королеве маленького либертинского диалога, опубликованного в 1642 г., который у нас уже был повод упомянуть: «От нее сохранилось сочинение под названием "Плохо обставленный уголок спальни", по которому можно судить, какова была ее особая манера письма»[768].

Продолжение этого текста едва ли более реалистично: «Она носила большие фижмы со множеством карманчиков, в каждом из коих находилась коробочка с сердцем усопшего любовника; ибо когда кто-то из них умирал, она тотчас же заботилась о том, чтобы набальзамировать его сердце. Фижмы эти она каждый вечер вешала на крюк за спинкой кровати и запирала на замок». Таллеман также описывает женщину, которая «ужасно растолстела», предпочитала старомодные наряды, держала «высоких белокурых ливрейных лакеев, которых время от времени подстригали», чтобы сделать ей новый парик, потому что она «рано облысела». Впрочем, склонность к галантным похождениям была единственным преступлением этой старой причудницы: «Если не считать ее безудержного стремления к любовным утехам, она была весьма благоразумна», — сообщает автор, после чего упоминает ее отказ разводиться в пользу Габриэли, ее высокую образованность, ее острый язык и здравомыслие. Наконец, он пересказывает последний анекдот о ней — столь же смешной, на его взгляд, как и все остальные: якобы в молодости, когда ей не давал покоя поклонник, желавший умереть у ее ног, Маргарита избавилась от него, дав ему то, что он принял за яд, по что было всего лишь «сильно действующим слабительным»…