Марфа окаянная - [69]

Подошла Ольга, внимательно осмотрела Ванин бок. Из неглубокой царапины, пачкая сорочку, сочилась кровь, но рана была неопасная. Ольга протянула ему маленький платочек, чтобы приложить к ранке, и внезапно с сердитым упрёком накинулась на отроков.

   — Как же не совестно вам! Может, сейчас его отец, — она указала на Ваню, — в сражении бьётся с ворогами, или твой вон, или твой. А вы меж собой поладить не можете, с ножами ходите хуже разбойников каких! А ну — мириться сейчас же! — Она шагнула к чернявому и, нисколько не боясь его, подтолкнула к Ване. — Протягивайте руки!

Оба с удивлением и растерянностью посмотрели сперва на Ольгу, потом друг на друга.

   — Ну, кому сказала! — торопила их она.

И столько уверенности было в её властном тоне, что девочку послушались, как послушались бы старшую сестру или мать. Чернявый и Ваня, потупясь, протянули друг другу руки. Другие заулыбались смущённо и виновато.

   — Зовут-то тебя как? — спросила Ольга.

   — Макаркой, — произнёс чернявый хрипловатым голосом и посмотрел на Ваню.

   — А его Иваном зовут, — сказала довольная Ольга.

Макарка потрогал языком десну.

   — Зуба, однако, жалко...

   — Сам виноват, — ответил Ваня. — Чуть не зарезал меня.

Он отнял испачканный платочек от раненого бока. Кровь унялась.

   — Как же ты домой вернёшься? — покачала головой Ольга, глядя на запачканную сорочку и порванный кафтан.

   — Авось не заметят...

   — Ты вот чего, — вдруг сказал чернявый Макарка. — Пойдём ко мне, сеструха моя так починит, не придерёшься.

Ваня замялся.

   — Да не бойсь, — начали уговаривать его другие подростки. — Рядышком тута.

   — Без меня только, ладно? — сказала Ольга. — Меня уж, верно, ищут.

Она улыбнулась, кивнула всем и быстро побежала вверх по улице. Все с сожалением поглядели ей вслед и тоже начали расходиться.

   — Пойдём, что ли? — позвал Макарка.

Новый Ванин знакомый жил и в самом деле недалеко, рядом с Великим мостом, во дворе двоюродного дяди, плотника, куда они с матерью и сестрой ещё нынешней весною пришли из Русы безо всякого добра, свалившись как снег на голову на бедное семейство, где и без них хватало голодных ртов, да и малолетних к тому же, — трое девчонок и малыш полуторагодовалый. Отец остался доваривать соль, чтоб хоть короб набрать для продажи на новгородском Торгу. Надеялись, что вырученных денег хватит, чтобы переждать лихое время. Уже потом другие рушане-беженцы передали, как москвичи пожгли город, а отца прямо в варнице зарубили рядом с мереном[61]. Теперь ни отца, ни дома — куда податься, как жить? Мать нанялась временно в холопья к одной боярыне, с рассветом уходит, с теменью возвращается. Боярыня не деньгами платит, а когда кулёчком муки, когда пятком яиц. Не разжиреешь, а всё не такие нахлебники. Дядя уплыл с судовой ратью супротив москвичей драться. Может, Русу отбили уже? Авось и дом не сгорел...

Обо всём этом Макарка кое-как поведал Ване, пока они шли по берегу Волхова.

Маленький двор был обнесён редким заборчиком из полусгнивших чёрных досок, и не скажешь, что хозяин плотник. Земля почти везде была распахана под огород, весело зеленеющий под знойным солнцем. Благо река рядом, поливали часто.

Макарка толкнул дверь в избу, и Ваня, пригнувшись, чтобы не удариться лбом, шагнул за ним. В нос ударил кислый запах прелости. Пара крохотных слюдяных окошек едва пропускала дневной свет. В оконца с тоскливым жужжанием бились мухи. Дети, молчаливо сидевшие за столом и одетые, несмотря на жару, в зипуны не по росту, хмуро уставились на вошедших. Хозяйка у печи проворно накрыла грязным полотенцем дымящийся чугунок.

   — Это ты, Макарка? — спросила она тонким неприятным голосом. — Кого привёл? А исть-то и неча! Прям не знаю, чем ораву кормить-то!

У Вани закружилась голова. Его бы и насильно никто не заставил съесть тут что-нибудь, даже при одной мысли об этом тошнота подступила к горлу.

   — Варюха, выдь-ка! — позвал Макарка и вывел Ваню из избы.

Вслед за ними вышла девица лет шестнадцати, в простом и поношенном сарафане с короткими рукавами, но опрятном и чистом. У неё было довольно приятное лицо, миловидное даже, и лишь круги под глазами и выражение бесконечной усталости портили его. Она с интересом и удивлением глядела на Ваню.

   — Это Варюха, сестра моя, — представил её Макарка.

   — Господи, кафтанчик какой хороший порвали! — воскликнула она с неподдельной жалостью. — Где это тебя угораздило?

   — На пристани о гвоздь ободрался, — ответил за Ваню Макарка.

Варя заметила пятно крови на сорочке.

   — И поранился, бедный! Веди-ка в байну его, — велела она брату, — там вода в кадке тёплая ещё. Я сейчас. — Она отошла к забору и, наклонившись, принялась выбирать листья подорожника что посвежее.

Макарка провёл Ваню между грядками в конец двора, где за сенником приютилась крохотная банька.

   — Сейчас Варюха мигом всё сделат, — пообещал он. — Сымай одёжу, а я пока воды тётке натаскаю — просила.

Ваня шагнул в предбанник, очень низкий и тесный. Пахло здесь не привычным берёзовым запахом, как в их домашней бане, а какой-то прелостью, как давеча в избе. На грубой лавке стояла небольшая кадка. Он пальцем потрогал тепловатую воду.