Марфа окаянная - [31]

Шрифт
Интервал

Это прозвучавшее вдруг сомнение в будущей победе великого князя Московского над Великим Новгородом показалось настолько крамольным, что все с опаской взглянули на Ивана Васильевича, ожидая проявления его крайнего гнева. Неосторожный Плещеев и сам горько пожалел о слетевших с языка словах, попытался поправиться:

   — Воеводы-то наши ихним не чета, и вои обученней. А всё ж не ослабнуть силе-то после похода...

Не поправился, ещё хуже вышло.

Иван, вопреки ожиданиям, не вспыхнул, даже будто усмехнулся в усы.

   — Силён, баешь, кулак новгородский? — Он оглядел собрание и, остановив взгляд на Холмском, прибавил: — А мы его и разожмём. Данило Дмитрии, готовься выступить в начале июня. Фёдор Давыдович тоже с тобой пойдёт. Русу займёте. Туда же и братья Юрий Васильевич с Борисом Васильевичем подоспеют.

«Русу взять и полка достанет, — подумал Холмский. — Город без крепостных стен».

   — В Русе не задерживаться, — продолжал Иван. — Город сильно не грабить, соляных варниц не рушить. Идти к Шелони, к самому её устью. — Иван посмотрел на Стригу. — Иван Василии, пойдёшь с полками вдоль Мсты-реки, к Новгороду подойдёшь от Бронниц. В помощь тебе будут татарские конники Данияра-царевича. Разжимается кулак-то?

Холмский понял стремление Ивана разделить основные силы Новгорода. Подумал с невольным уважением, что и сам поступил бы так же.

   — Князь Борис, теперь ты слушай, — обратился Иван к Борису Слепцу. — Ты всех ране выступишь. На Вятку. Вятичи давно ждут, новгородцы и им насолили. Поведёшь в Заволочье рати, на Двину. Василий Фёдорыч, — повернулся он к Образцу, — поднимешь Устюг и за вятичами следом.

Напряжённая тишина в Дубовой палате сменилась одобрительным гулом. В воображении воевод постепенно складывалась грандиозная картина движения войск по множеству дорог, концентрация трёх мощных ударных сил, долженствующих раздробить многотысячное новгородское ополчение. Плещеев боялся поднять глаза, ожидая насмешливых взглядов, но о нём забыли. Кое-где уже вполголоса судили о городах и погостах, обещавших наиболее богатую добычу. Кроме того, успех похода на Новгород сулил жалование наиболее отличившимся новых вотчин, попадавших под власть Москвы.

Деятельный ум Холмского уже рассчитывал, сколько вёрст преодолеют его полки во время дневных переходов, какой запас сена, жита и овса понадобится на корм коням, кем могут быть заменены убитые десятники и сотники, достанет ли для похода лучников, которые уже обучены, или нужно будет спешно готовить новых, и множество всевозможных мелочей, составляющих боеспособность войска. Впрочем, мелочами он не пренебрегал никогда, зная, какими потерями они оборачиваются иной раз, если не принять их всерьёз. Под Казанью встали на ночлег на берегу Волги, а утром осыпал русских град татарских стрел: река в том месте оказалась узкой, накануне вечером не поостереглись, а потом горевали по убиенным.

Данило Дмитриевич старался предусмотреть скрытые опасности сражения и умел избегать их задолго до того, как обнажат мечи передовые воины. Этому он и был во многом обязан ратными своими успехами. И это качество он с удовлетворением оценил в ратных замыслах великого князя Ивана Васильевича.

Именно зимой новгородцы ждали нападения и готовились к отпору. А вместо нападения — увещевательные послания, пожелание «своей отчине жить по старине», пожалование боярства посаднику Дмитрию Борецкому, мягкость в обращении с нагловатым Василием Ананьиным. И вдруг — решительный план военного похода, рассчитанное по дням движение войска, его стремительная неожиданность.

Возвращаясь от великого князя, Данило Дмитриевич вдруг уличил себя в чувстве уязвлённого тщеславия. До сей поры он считал себя первым среди воевод. Эта уверенность укрепляла его, побуждала к независимости, позволяла с показным равнодушием относиться к не столь частым, как хотелось бы ему, великокняжеским милостям. Ум и расчётливость Ивана Васильевича поколебали уверенность Холмского в собственной незаменимости. Поход обещал быть успешным даже без его участия.

Холмский внезапно поворотил коня к близкой реке. Стремянный удивлённо посмотрел по сторонам и свернул следом, упёршись взглядом в широкую спину воеводы.

Река текла беззвучно. Над водой поднимался сырой белый туман, застилая тусклое мерцание звёзд. Конь Холмского фыркнул и медленно пошёл вдоль берега, увязая в песке.

«Надо будет облегчить конников, — подумал Данило Дмитриевич, — железа чересчур много. А лучников не хватит, не помешает лишняя сотня...»

Дома его встретил Андрей. Отец с сыном обнялись. Девки с блюдами засновали к столу из поварни.

   — Когда вернулся? — спросил Данило Дмитриевич, отстраняя сына за плечи и любуясь им.

   — Утром. И сразу к великому князю. Ласков был! А дале я — от него, а ты — к нему. Разъехались!

Андрей весело рассмеялся. Он ещё не отошёл после жаркой бани, разрумянился, густые каштановые волосы блестели от влаги.

Вошла мать, рано постаревшая сухонькая женщина, простоватая лицом, и не угадаешь, что боярыня княжьего рода. Подошла к сыну, погладила по щеке:

   — Андрюшенька мой! Приехал. Садитесь скорей за стол, изголодались оба, чай, — и прослезилась от нежности.


Еще от автора Сергей Анатольевич Махотин
Владигор и Звезда Перуна

Огромная, вполнеба, туча приползла с востока, но пролилась на Синегорье не благодатным дождем, а песком пустыни, уничтожающим все живое. И вновь князь Владигор вынужден вступить в поединок с повелителем Злой Мглы. Лишь ему по силам спасти от гибели Братские княжества и весь Поднебесный мир. Ему да еще маленькому мальчику, о существовании которого и сам Владигор до поры не ведает.


Рекомендуем почитать
Сионская любовь

«Сионская любовь» — это прежде всего книга о любви двух юных сердец: Амнона, принца и пастуха, и прекрасной Тамар. Действие происходит на историческом фоне древнего Иудейского царства в VII–VIII веках до н. э. — время вторжения ассирийских завоевателей в Иудею и эпоха борьбы с язычеством в еврейской среде. Сложный сюжет, романтика и героика, величие природы, столкновение добрых и злых сил, счастливая развязка — вот некоторые черты этого увлекательного романа.


Славяне и варяги (860 г.)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.


Атаман Ермак со товарищи

Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.


Крепостной шпион

Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.


Смерть во спасение

В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.


Государева крестница

Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.