Мао Цзэдун - [11]

По окончании такой школы многие часто не умели читать либо знали не более сотни иероглифов.

На протяжении двух лет маленький Мао каждый день с утра до вечера сидел над непонятными текстами, переписывая и бубня под нос афоризмы типа «Прилежание — основа достоинства, забава прибытка не приносит». Единственную передышку давали отмечавшиеся примерно раз в месяц праздники, самым большим из которых был китайский Новый год — каникулы длились целых три недели.

На третий год учитель начал, наконец, растолковывать скрытый доселе в текстах смысл.

Нельзя недооценивать значимость, которую представляли для Мао, как и для всех китайцев его поколения, эти древние памятники литературы, их комментарии и непременное «Четырехкнижие», куда входили «Беседы и рассуждения» Конфуция, «Великое учение», «Учение о золотой середине» и философские притчи Мэнцзы. Заключавшиеся в них идеи и концепции до конца дней определяли взгляды Мао и его ценности так же, как иудо-христианское учение формировало направление развития общественной мысли в странах Запада.

Изучение классики представляло собой невыносимую скуку, однако Мао довольно быстро осознал его пользу. Идеи конфуцианства в то время пронизывали всю духовную жизнь китайского общества, без ссылок на слова Учителя не обходилось ни одно публичное выступление. Мао на собственном опыте понял, насколько грозное оружие может оказаться у него в руках, когда отец проиграл судебный иск лишь из-за того, что его оппонент к месту употребил цитату из Конфуция.

Более того, некоторые выражения приятно волновали душу даже двенадцатилетнего мальчика, будили в ней первые мысли о безграничной мощи человеческой воли: «Благородный муж полагается только на собственные силы… Во всей Поднебесной не найдется вещи, которую нельзя было бы достичь — главное в том, чтобы душа человека исполнилась намерением».

В учебниках немало говорилось и о важности изучения прошлого. Пронесенная через всю жизнь любовь к истории зародилась в Мао, когда он начал читать китайские классические романы «Троецарствие» и «Путешествие на Запад». Главный герой последнего, царь обезьян Сунь У кун, восхищал своими приключениями многие поколения китайцев, и все же Мао зачитывался романом не из-за них. Воображение мальчика навсегда осталось под впечатлением строк, по которым он водил пальцем в «Сань-цзыцзине»: «Здесь собраны правдивые записи об истинном и порочном правлении, о взлетах и падениях династий. Пусть тот, кто изучает историю, вдумывается в события древности до тех пор, пока они не предстанут перед его глазами как нынешние».

В конфуцианстве Мао находил три основные идеи, ставшие краеугольными камнями его жизненной позиции. Первая: любой человек, любая общность людей должны иметь четкий нравственный ориентир. Вторая: в жизни превыше всего стоит правильность мышления, то, что Конфуций называл «добродетелью»: поступки человека будут правильными тогда, когда мысли его не только формально верны, но и соответствуют принципам морали. Третья: стремление к самосовершенствованию.

Позже Мао всегда давал понять, что не является приверженцем культурного наследия прошлого, однако его любовь к цитатам из классики свидетельствует об обратном. В своих речах он куда чаще ссылался на Конфуция, Чжуанцзы[7] или Моцзы[8], чем на Маркса или Ленина. И неудивительно, ведь именно на их идеях он воспитывался и рос. Конфуцианство в сознании Мао играло не менее важную роль, чем марксизм, а в последние годы его жизни оно явно доминировало.

После занятий Мао выкраивал время для помощи родителям в поле. По настоянию отца он овладел искусством счета и, приходя по вечерам домой, подводил итоги работы хозяйства за день.

Семья росла. Когда Мао было два с половиной года, родился брат — Цзэминь. Четверо детей, два мальчика и две девочки, умерли при рождении. Вскоре после появления в 1903 году на свет третьего брата, Цзэтаня, родители удочерили маленькую племянницу, Цзэцзянь. К 1906 году в семье насчитывалось уже шесть едоков, не считая наемной силы, и к тринадцатому дню рождения Мао его отец решил, что сыну пора включаться в работу по-настоящему.

Отношения с отцом у Мао всегда были непростыми — хотя и вряд ли более напряженными, чем у большинства подростков в Китае того времени. Сказывались пришедшие из глубины веков принципы конфуцианской сыновней почтительности, игравшие столь серьезную роль в воспитании мальчика. Мифы, которыми он зачитывался, повествуют о Дун Юне, продавшем во времена династии Хань себя в рабство, чтобы собрать денег на достойные похороны отца, о Юй Цяньлу, поедавшем экскременты больного родителя в надежде продлить этим его жизнь. Были и другие, еще более невероятные истории. Теоретически за непочтительное отношение к себе отец имел право обречь сына на смерть.

«Термин «сыновняя» не совсем точен, — писал в конце XIX века американский миссионер. — Из всех людей, что нам приходилось встречать в Китае, наибольшим непослушанием, упрямством и отсутствием должного уважения к родителям отличались именно сыновья — как только они начинали отдавать себе отчет в своих устремлениях и нуждах».