Манзовская война. Дальний восток. 1868 г. - [50]
По словам А.А. Кауфмана: «Мало-мальски значительный уклон, связная, глинистая почва, подмесь к почве камня, сколько-нибудь густая лесная поросль, — все эти условия делают землю в глазах русского переселенца негодною для разработки. А китаец или кореец пашет всё: и «горы», и «камень», и «глину», по терминологии русских поселенцев, и не смущается расчисткой самого густого леса. Вдавшийся клином в корейские владения Посьетский участок, благодаря постоянным дождям и туманам, а также гористому рельефу, признаётся окончательно негодным для русской колонизации, а между тем в этом участке живёт до 15 тысяч корейцев, и земледелие у них в цветущем состоянии. Под самым Хабаровском находится несколько русских деревень, население которых живёт исключительно вырубкой леса и не принималось за хозяйство, находя, что отведённая им земля непригодна для хлебопашества. Рядом с ними осели корейцы и снабжают весь Хабаровск продуктами молочного хозяйства и огородничества»>99. Большой знаток Уссурийского края В.К. Арсеньев, основываясь на многолетних наблюдениях, сетовал: «В настоящее время казаки и почти все крестьяне сами не обрабатывают земли, а отдают её в аренду китайцам, на правах половинщиков. Обыкновенно сам хозяин-русский отправляется на заработки куда-нибудь на сторону, предоставляя китайцу распоряжаться землёй, как ему угодно, по своему усмотрению. Желтолицый арендатор тотчас же строит фанзы, выписывает из Китая своих родственников, приглашает помощников, нанимает рабочих и начинает хозяйничать. Глядя на такую заимку, так и кажется, будто кусочек Китая вместе с постройками, огородами и людьми взят откуда-нибудь из-под Чифу и целиком перенесён на русскую территорию. Изложенное было бы не так страшно, если бы хозяином положения оставался бы русский, а китаец был бы у него простым работником. Но наблюдения показывают иное: китаец — хозяин на земле, а русский — владеет ею только номинально. Всё это становится понятным, если принять во внимание резкие контрасты между манзами и переселенцами. Солидарность и взаимная поддержка друг друга, трезвость, приспособляемость к окружающей обстановке, расчет только на свои силы среди китайцев и вечные ссоры, пьянство и ни на чём не основанное право на пособие со стороны казны среди русских, у которых почему-то сложилось убеждение, что казна должна содержать их всё время, пока они живут на Дальнем Востоке»>100.
А.А. Панов поясняет, что среди арендаторов земли в начале XX века было 17,4 % русских, 54,9 % корейцев и 27,7 % китайцев. Способствовало же созданию такого положения то обстоятельство, что русские, платившие поземельный налог в размере 2,5 рублей за десятину, сдавали участки корейцам по таксе 5,63 рубля, но чаще брали продуктами, стоимость которых при переводе на деньги составляла 13,33 рубля с десятины для китайцев и 17,69 рубля для корейцев. Он прибавляет, что «знаменитые молоканские хозяйства, засевающие по 100 и более десятин, были бы немыслимы без дешёвых рук зазейских маньчжур и пришлых китайцев»>101.
Конечно, русские крестьяне постепенно нащупывали пути к сколько-нибудь рентабельному земледелию. Они отказывались от вывезенных из европейских губерний сортов хлеба и закупали семенное зерно в Маньчжурии, заимствовали у китайцев культуру сои, стали унавоживать и полоть поля. Но конкурировать с манзами им всё-таки не удавалось. Особенно неблагоприятно сказывалась на состоянии русского хозяйства конкуренция маньчжурских производителей, продукция которых существенно понижала рыночные цены. Доходило до того, что армейское интендантство вдвое переплачивало крестьянам и, стараясь поддержать, принимало у них влажную муку и засорённое зерно. Высокие издержки на содержание расквартированных в крае войск, равно как необходимость заботиться об укреплении западной границы государства, затраты на войну с Турцией в 1877— 1878 годах, Ахалтекинскую экспедицию 1881 года, приведение войск и флота в боевую готовность во время Афганского кризиса 1885 года и другие расходы препятствовали серьёзному усилению Приамурского военного округа и Сибирской флотилии.
После ряда переформирований к 1880 году общая численность войск округа составила 11.550 человек при 32 орудиях. Тогда же под влиянием Кульджинского кризиса по высочайшему повелению от 24 апреля четыре линейных батальона были преобразованы в стрелковые и составили 1-ю Восточно-Сибирскую бригаду. В Хабаровке и Благовещенске началось формирование двух новых линейных батальонов, а в европейской России — сапёрной и крепостной артиллерийской рот. Во Владивостоке создавалось крепостное артиллерийское управление, его береговые батареи получили на вооружение 11-дюймовые орудия. Но, несмотря на некоторое пополнение, войска всё же оставались слишком слабыми, чтобы правительство могло решиться на разрыв с Пекином. Прибывший для дальнейших переговоров китайский посланник в Лондоне «маркиз» Цзен Цзицзе проявил упорство и при поддержке англичан сумел одержать дипломатическую победу, вынудив правительство России 12 февраля 1881 года подписать в Санкт-Петербурге договор, по условиям которого Дайцинской империи возвращалась практически вся территория Илийского края.
В монографии изучаются процессы и явления, характеризующие морскую политику России в один из самых сложных периодов истории отечественного флота — возрождения после поражения в Крымской войне и перехода от деревянных парусных к броненосным винтовым кораблям.Предназначена для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся военной историей.
На страницах агитационной брошюры рассказывается о коварных планах германских фашистов поработить народы СССР и о зверствах, с которыми гитлеровцы осуществляют эти планы на временно оккупированных территориях Советского Союза.
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.