Маньяк Гуревич - [18]
Правда, не удерживается и что-то вякает насчёт «бежит-струит Гвадалквивир»…
Те хвать его за плечи:
– Маленький, ты с какого класса?
– Второго «А», – лепечет Сеня, пытаясь вывернуться из железных лап пубертатного воинства.
– Пойдём, проводим тебя, чтоб не заблудился.
– Да я сам дойду… спасибо, не надо!
– Не, школа большая, мало ли что с ребёнком может случиться по дороге. Го-го-го, га-га-га, Красная Шапочка!
И его волокут по коридорам, и перед дверью класса, взявши за руки, раскачивают, как на качелях. И-рррраз! И-два! И-трри! К запуску – товсь!!! Один из дебилов распахивает дверь своей огромной ножищей, и… спутник-Гуревич запускается на орбиту. Распяленной лягушкой Сеня пролетает по небу над обалделыми учениками и с грохотом приземляется на стол Нины Анатольевны, – к счастью, не переломав рук или ног, отделавшись синяками.
Вдаль по коридору уносятся топот и приглушённое ржание хулиганов…
«Не входит, а влетает в класс Семён Гуревич! Не знаний ищет, а витает в атмосфере! Идёт на поводу у взрослых дядей, раскачивается на них, как обезьяна!».
Дневник с этой былиной отправился по тому же адресу: за трансформаторную будку.
Вообще, начальную школу Гуревич так же не любил вспоминать, как и среднюю. Ему прилетало ото всех. Он был тем адресом, где сходились все линии напряжения, раздражения, возмущения и просто желания кого-то отдубасить. Почему-то без Гуревича не обходилась ни одна стычка, ни один спор, ни одна идиотская затея. Он маячил в любой картинке, путался у всех под ногами, давал советы, всё рифмовал и всюду оказывался в самую напрасную минуту – случайно, но неизменно. При этом ни на миг не умолкал, потому как считал себя самым осведомлённым человеком в классе. Он даже знал, откуда берутся дети. То есть это знали все, но Гуревич, в силу семейных связей, знал об этом процессе всё – поэтапно и физиологично.
Он был начитанным мальчиком; в его память влезало необъятное количество разнообразного барахла, включая те пушкинские строфы, которыми папа обильно уснащал свою ежедневную обыденную речь. На уроках Сеня подхватывал или заканчивал поэтические строки, частенько поправляя учительницу.
Словом, его хотелось прибить.
Чтобы Гуревич не болтал и не вертелся, а был всё время на виду, добрейшая Нина Анатольевна отсаживала его от остальных учеников. Вдоль стены стоял отдельный ряд из актового зала – четыре сбитых боками фанерных кресла с откидными сиденьями. И Гуревич сидел на них, то на одном, то на другом, продолжая встревать, подхватывая и завершая строки Некрасова, Пушкина или Фета, строя рожи остальному классу, оттопыривая щеку языком, скашивая к носу глаза и изображая висельника.
Принцип паршивой овцы отлично работает в любом коллективе: остальные овцы чувствуют облегчение и злорадное торжество.
Но несмотря на постоянную публику, Гуревичу было скучно; от скуки он развинчивал болты на ножках кресел найденной в кармане школьной куртки двухкопеечной монетой. Весь класс распевно читал «Мороз и солнце – день чудесный!», Гуревич подсказывал забывшим строки и крутил монеткой болты…
Из-за того, что школа была английской, в ней учились отпрыски сотрудников всех дипломатических миссий. От бесконечных иностранных делегаций не было ни продыху, ни покоя ни учителям, ни, тем более, ученикам. К посещению каждой такой компании учеников готовили. Отглаженные-отутюженные, они вскакивали, грохали крышками парт и дружно рявкали выученное на языке делегации приветствие, после чего гости рассаживались на освобождённом заднем ряду, и начинался показательный урок.
Однажды в школу нагрянула большая делегация финских учителей.
Накануне целый час в учеников вдалбливали «добро пожаловать!» по-фински. Это было не так уж и просто запомнить, а произнести так и вовсе мудрено: «Терветулоа!». Учили по частям: «Тер-ве-ту-лоа!»
В начале второго урока под водительством директора вошли финны, проследовали к заднему ряду и расселись по заранее освобождённым партам. Одному из делегатов не хватило места, и Нина Анатольевна предложила ему свой стул. А себе… она огляделась, подошла к ряду фанерных кресел, где обычно сидел отверженный Гуревич, как Наполеон на острове Святой Елены, и потащила его к своему столу. И пока тащила, Гуревич видел, как вокруг своей оси крутятся все эти ножки, лично им не довинченные двухкопеечной монетой.
– Дети! – сказала Нина Анатольевна. – Давайте поздороваемся с нашими финскими гостями!
Все вскочили и рявкнули: «Терветулоа!».
– А теперь садимся.
Гуревич зажмурился и потому главного не увидел, зато услышал грохот и вопль:
– Гуревич!!!
А открыв глаза, узрел, как и все остальные, задранные ноги Нины Анатольевны в синих трикотажных рейтузах качественного прибалтийского трикотажа, – таких же, как у мамы. Может, и она летом отдыхала в Друскениках?
…Вот интересно, думал Гуревич, плетясь домой, как это училка мгновенно просекла, чьих рук катастрофа? Падая, она выкрикнула его фамилию, как пароль. Жаль, что он зажмурился и не видел главного: как именно она кувыркнулась. Трус, настоящий трус! Надо тренировать себя на смелость.
Во дворе он вытащил из портфеля дневник и, даже не заглядывая внутрь, забросил его за трансформаторную будку. Наверное, стоило прочитать: Нина Анатольевна так долго строчила, багровея щеками. Гуревич, сгорбившись у стола, искоса поглядывал, как своим убористым почерком она заполняет понедельник, и вторник, и среду… сверху донизу. Непрочитанная поэма, баллада, эпос… – называйте, как хотите – отправилась за трансформаторную будку к полному собранию сочинений Нины Анатольевны.
Новый роман Дины Рубиной — новость во всех смыслах этого слова: неожиданный виртуозный кульбит «под куполом литературы», абсолютное преображение стиля писателя, его привычной интонации и круга тем.Причудливы судьбы героев романа, в «высоковольтном» сюжете переплелись любовь и преступления, талант и страсть, способная уничтожить личность или вознести к вершинам творчества.Откройте этот роман и вас не отпустит поистине вавилонское столпотворение типов: городские безумцы и алкаши, русские дворяне, ссыльные и отбывшие срок зэки, «белые колонизаторы» и «охотники за гашишем»…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дина Ильинична Рубина — израильская русскоязычная писательница и драматург. Родилась в Ташкенте. Новый, седьмой роман Д. Рубиной открывает особый этап в ее творчестве.Воистину, ни один человек на земле не способен сказать — кто он.Гений подделки, влюбленный в живопись. Фальсификатор с душою истинного художника. Благородный авантюрист, эдакий Робин Гуд от искусства, блистательный интеллектуал и обаятельный мошенник, — новый в литературе и неотразимый образ главного героя романа «Белая голубка Кордовы».Трагическая и авантюрная судьба Захара Кордовина выстраивает сюжет его жизни в стиле захватывающего триллера.
Она пишет зеркальным почерком, от которого у непосвященных кружится голова. У нее блестящие способности к математике и физике, она гениальная циркачка, невероятный каскадер, она знает о зеркалах все, что можно о них знать. Она умеет видеть прошлое и прозревать будущее. Киев, Москва, Франкфурт, Индиана-полис, Монреаль – она летит по жизни, неприкаянная и несвободная, видит больше, чем обычный человек способен вообразить, – и ненавидит за это себя и того, кто наделил ее такой способностью.Новый мистический роман Дины Рубиной «Почерк Леонардо» – история человека, который не хотел быть демиургом.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
«Одинокий пишущий человек» – книга про то, как пишутся книги. Но не только. Вернее, совсем не про это. Как обычно, с лукавой усмешкой, но и с обезоруживающей откровенностью Дина Рубина касается такого количества тем, что поневоле удивляешься – как эта книга могла все вместить: • что такое писатель и откуда берутся эти странные люди, • детство, семья, наши страхи и наши ангелы-хранители, • наши мечты, писательская правда и писательская ложь, • Его Величество Читатель, • Он и Она – любовь и эротика, • обсценная лексика как инкрустация речи златоуста, • мистика и совпадения в литературе, • писатель и огромный мир, который он создает, погружаясь в неизведанное, как сталкер, • наконец, смерть писателя – как вершина и победа всей его жизни…В формате pdf A4 доступен издательский дизайн.
Жизни Надежды и Аристарха наконец-то страстно и мгновенно срослись в единое целое, запылали огненным швом – словно и не было двадцатипятилетней горькой – шекспировской – разлуки, будто не имелась за спиной у каждого огромная ноша тяжкого и порою страшного опыта. Нет, была, конечно: Надежда в лихие девяностые пыталась строить свой издательский бизнес, Аристарх сам себя заточил на докторскую службу в израильскую тюрьму. Орфей и Эвридика встретились, чтобы… вновь разлучиться: давняя семейная история, связанная с наследством наполеоновского офицера Ариcтарха Бугеро, обернулась поистине монте-кристовской – трагической – развязкой.