Маньяк - [15]

Ученый часто поражался тому, как много дает ему знание обстановки на месте преступления. До сих пор его наука — сфера крайне монополизированная, действовала в жестких рамках. К ее услугам обращались обычно на стадии суда, отбывания наказания. Шаг за шагом реконструируя то, что происходило на участке леса вдали от людских глаз, он по-новому постигал возможности своего дела на стадии следствия, сферы, в которую психиатрия никогда еще не вторгалась, открывал такие возможности, о которых ни сам, ни коллеги его порой даже не догадывались. Да, для следователей преступник улик не оставлял. Но психиатр быстро постигал секреты: почему именно так, а не иначе пошел, повернулся, сделал… Ответы находил в определенном складе мозга, психики, руководивших действиями преступника… Разгадав тот или иной шаг, он мог предложить следствию варианты поиска.

Почему двое идут, мирно разговаривают, следы ровные, а то и вовсе их нет. И вдруг борьба и вся эта жуткая картина? Почему почти у каждой жертвы выколоты глаза? Даже у тех, кто пролежал долго ненайденным, на черепе находили царапины, оставленные острым предметом. Как специалист он уже видел конкретный тип человека, знакомые черты и поступки, и это помогало реконструировать картину преступления. Бухановский сразу отверг одну из ранее полученных следствием рекомендаций — искать среди гомосексуалистов. В том положении, в котором находился преступник, он неизбежно должен был испачкаться кровью. Тем не менее каждый раз все повторялось, убийца ничего не менял. Почему? Ясно было: именно это ему самому было нужно. Для сексуального маньяка кровь — дополнительный патосексуальный стимул. Новое это в науке? Да нет, доказанное, проверенное, являющееся четким признаком: преступник полуимпотент или импотент, если говорить попросту. Тогда причем же здесь гомосексуалист, которому нужна крепкая плоть? Следователи отказались от бесперспективного пути, последовав категорическому совету Бухановского.

Шаг за шагом, делая все новые и новые наблюдения и открытия, продолжает А. Бухановский свою работу, которая потом выкристаллизуется в его метод.

На очереди проверка еще одной версии: врачи. Следствие интересовал криминальный научный интерес, в частности продажа органов.

Бухановский узнал: и его проверяли следственные органы. Как и многих, многих других медиков. Эксперты в ответ на запрос Буракова предположили, что вполне возможен вариант трансплантации, продажи внутренних органов или опытническая работа какого-то сумасшедшего или слишком увлеченного врача. Иначе, как объяснить, что с места преступления уносились некоторые органы, их части, что работа по их изъятию, как уже говорилось, оценена почти как профессиональная. Бухановский смотрел на проблему своим глазами, глазами профессионала, советовался с коллегами по научному центру «Феникс». Напрашивался совсем иной вывод — о несомненном фетишном предназначении органов, уносимых с места преступления. Не исключалось и то, что убийца поедал фетиши — явление, называемое сексуальным вампиризмом в сочетании с садизмом, некросадизмом и фетишизмом, при котором в качестве фетиша выступает вид крови и ее вкус. Для написания проспективного портрета маньяка этот анализ давал многое. Но ноль был сделан такой вывод, то отсюда проистекал и другой: нечего искать преступника среди врачей. У следствия отпадала версия, которая требовала огромных затрат сил и времени.

В 1984 году Бухановский «выдал» следствию семь страничек текста проспективного портрета маньяка-патосексуала. Его представляли, чудовищем, а он, оказывается, очень своеобразный человек: дорожит семьей, привязан и жене и детям, скромен и даже застенчив, робок. И это кроткое создание выкалывает своим жертвам глаза? Но и это, как оказалось, объяснимо. И дело совсем не в том, издревле существующем всеобщем заблуждении, что на сетчатке жертвы остается изображение преступника. Все значительно проще: маньяк не может выдержать чужого взгляда. Если перед смертью голова жертвы лежала щекой к земле, глазница, обращенная вниз, оставалась целой. Любое заключение психиатра для следственной группы имело значение. Все было направлено на то, чтобы приблизиться к развязке, хотя тот, кто оставлял свои кровавые следы в рощах у железной дороги, был коварен и хитер, хорошо знал психологию жертв и окружающих людей. Не зря Бухановский предупреждал: наивно надеяться на криминальный момент при его задержании. Упирающихся жертв или насильно тянущего свою жертву вы тут не найдете.

И Бухановский ответил почему: у преступника была своя «легенда», служившая ему безошибочно. Он уводил человека с помощью бытового, житейского предлога, простейшего, элементарного даже, не оставляющего никакого подозрения у окружающих. Если намеченная жертва отказывалась, он отступал, уходил искать в другом месте. Преступник, оставаясь до конца вне подозрений, всегда имел путь к отступлению в случае неудачи, осложнений.

— Тогда, выходит, практически каждый находится в опасности? — говорили сыщики.

— Нет, — отвечал Бухановский. — Далеко не каждый. Убийца представляет наибольшую опасность для людей славянского типа, коротко стриженых, светловолосых подростков среднего роста…