Мантык-истребитель тигров - [57]

Е. Т. Смирнов ЭКСПЕДИЦИЯ ПРОТИВ ТИГРОВ

В приказе начальника штаба по войскам Туркестанского военного округа от 27 февраля 1883 года № 9 значится: «Снисходя к просьбам туземцев об устройстве облавы для истребления тигров, появившихся в значительном числе между Ташкентом и Чиназом, главный начальник округа изволил приказать:

1) Командировать с этой целью на станцию Старый Ташкент 12-й туркестанский линейный батальон.

2) Пригласить гг. офицеров и выбрать охотников стрелков из нижних чинов других частей, в Ташкенте расположенных. Нижних чинов этих прикомандировать к 12-му батальону.

3) Названному батальону вместе с прикомандированными к нему охотниками других частей выступать отсюда завтра, в понедельник, 28 сего февраля, и прибыть на Старо-Ташкентскую станцию в среду, 2 марта. К этому времени приглашаются прибыть туда и гг. офицеры, кои пожелают принять участие в охоте.

4) 12-му батальону поступить на время охоты в распоряжение свиты его величества генерал-майора князя Витгенштейна и иметь с собою продовольствия как для себя, так и для прикомандированных на пять суток.

Объявляю о сем для надлежащего, кого касается, исполнения»[122].

Согласно этого приказа охотники были вызваны и® нижних чинов стрелковой бригады и 10-го и 17-го линейных батальонов; охотников из господ офицеров и других служащих лиц набралось более тридцати человек.

Как знакомый с камышами Чирчикской долины и с местными условиями охоты, я с разрешения начальника отряда выехал из Ташкента вечером 27 февраля на станцию Старый Ташкент (в сорока двух верстах от Ташкента по Чиназскому тракту) с целью точно определить местонахождение зверей и собрать данные для устройства облавы. В этот же день было сделано распоряжение, чтобы батальон и охотники перед вступлением в камыши остановились на дневку на хуторе полковника Жемчужникова (не доходя двух верст до Старо-Ташкентской станции), куда вызывались со всех волостей долины киргизы-охотники, так называемые мергени, а также волостные управители окрестных волостей: Зенгатинской, Чиназской и Майдатальской.

28 февраля утром я приехал на хутор Жемчужникова, где собрались уже лица туземной администрации волостей Зенгатинской и Чиназской и несколько человек мергеней из-под Чиназа, и приступил к расспросам, но по той причине, что на хуторе не было еще никого из туземной администрации Майдатальской волости, узнал только то, что мне было известно о деятельности тигров в камышах Майдатала еще с месяц тому назад. Сведения эти сводились к следующему: в холодные и снежные зимние месяцы — декабрь и январь — в Майдатальской волости появились тигры-людоеды — явление в Туркестане, а тем более в Чирчикской долине, до сего времени неслыханное; держались они вдоль ак-курганской вьючной дороги, по которой если не совсем прекратили, то значительно затруднили сообщение жителей нижней части долины с жителями северной части[123]. Как в Ташкенте, так и здесь говорили, что тигров в этой местности много, что они загубили и переели человек до двадцати народа, но где именно все это происходило, близ каких кишлаков или аулов, и здесь никто не мог точно указать, тем более что от кишлака Ак-Курган, как радиусы, расходятся вьючные дороги или, вернее, едва проходимые тропы на многие пункты северной части долины, поэтому дорог под названием ак-курганских в камышах много. Все это было нисколько не удовлетворительно; «местные жители» ни на йоту не подвинули вперед моих сведений… Как о местности, так равно и о возможной деятельности зверей приходилось руководствоваться своими собственными знаниями и соображениями. Мне было известно, что от Ак-Кургана идет прямая тропа через камыши на кишлак Старый Ташкент, и я решил побывать на ней.

Часов в двенадцать дня в сопровождении аульного старшины (илликбаши) кишлака Старый Ташкент, переводчика и шести мергеней, вооруженных фитильными ружьями средневековой конструкции, я выехал с хутора, переправился вброд через реку Чирчик и вступил в камыши и болота долины. После длинного скитания и расспросов в попутных аулах, причем встреченные киргизы упорно отрицали присутствие зверей в этой местности[124], я добрался до зимовок и аулов, расположенных на полянах и бугорках в окрестностях большого бугра Ходжа-Курган (по киргизскому выговору Хузя-Курган), почти в середине зимовок киргизов Майдатальской волости. Аулы имеют общее название Бай-Курган и отстоят от хутора Жемчужникова прямо на юг верстах в шести, хотя я и добрался до них почти к вечеру благодаря пьяному и плутоватому проводнику, взятому из попутного аула. Здесь я попал как раз в точку, как говорится, и благодаря толковому бай-курганскому дию (судья) узнал истинное положение дела, которое, как и ожидал я, было сильно преувеличено.

Бай-курганские зимовки и аулы окружены со всех сторон большими зарослями камышей; около самых аулов, а также местами и в камышах разбросаны полосы болотистых рисовых полей. На юг от аулов, в урочище Садыр-Куль, залегли сплошные высокие камыши на пространстве от двух до трех верст в ширину и до восьми верст в длину. Вдоль урочища идут многочисленные разветвления арыка того же названия, заброшенного, как видно, очень давно, так как ни рисовых, ни других полей по нему не было и следа. По ветвям арыка, в продолговатых, плоских логах, раскинулась цепь мелких озер, сплошь заросших недоступными чащами. Кое-где встречаются продолговатые и относительно сухие поляны с густою порослью крупной осоки, бурьяна и кустов суходольного камыша.