Мангазея - [27]
В Москву полетел донос, которому вряд ли поверили в Сибирском приказе. «Подозрение в грехопадении» Кокорева укрепилось у Палицына, когда за столом у старшего воеводы в присутствии торговых людей один подвыпивший сторонник Кокорева — мезенец Мотька Кирилов, поспорив с другим торговым человеком, сказал, что «жалует де нас царь Григорий Иванович». Правда, никто не обратил внимания на пьяные речи, а Кокорев, услышав их, приказал выбросить пьяницу из-за стола, но Палицын принял это к сведению и снова настрочил донос.
Любопытно, что среди многочисленных обвинений Палицына есть упоминание о Мангазейском морском ходе. Оно приведено в связи с тем, что Кокорев якобы этим «заповедным путем» собирался пройти в «немецкую землю». Но еще любопытнее то, что в этом же самом «грехе» в свою очередь Кокорев обвинил Палицына: «А буде он, Андрюшка Палицын, пойдет к Руси мимо Мангазейский город, и вам то знать, что, своровав ему, Андрюшке, таким воровством идти без государеву указу к Руси нельзя, чает, что пойдет он, Андрюшка, Обским устьем в Большое море, потому что наперед того черкашенин (ссыльный поляк) Олешка Шафран рассказывал мне многожды, что де Обским устьем пройти в Большое море и Большим морем в Литву и в немцы можно». В этих взаимных обвинениях легко угадывались воспоминания о Мангазейском морском ходе. Спустя два года, уже в Москве, Палицын снова донес на Кокорева и обвинил его в том, что на обратном пути из Мангазеи в Березов он хотел пройти по заповедной дороге, Мангазейским морем, за границу. Если верить Палицыну и тем, кто был опрошен в Казанском приказе по указанию царя и патриарха Филарета, Кокорев действительно в 1632 г. отклонился от обычного маршрута и направил свой коч в северную часть Обской губы. «И ходил де он, Григорей, по Мангазейскому морю, а водил ево тот ево воровской называтель Мотька Кирилов неугожею дорогою, перебежал на другую сторону Мангазейского моря, ниже Зеленой реки был, и не пропустили де ево, Григория, мели. И то, государи, знатно, что он, Григорий, по своему воровскому умыслу пробивался х Ниярземскому морю и х Карской губе, и х большой окиянской проливе». Неудачу этого похода Палицын объяснил тем, что Матвей Кирилов «в такой безмерной широкой пучине не узнал свои воровские дороги». Примечательно, что в Москве на этот донос Палицына обратили внимание и учинили строгий допрос всем, кто возвращался с Кокоревым из Мангазеи в Березов. Опрошенные мореходы, в общем, подтвердили попытку Кокорева совершить плавание по Северному Ледовитому океану.
Ссора двух воевод вспыхнула осенью и переросла в открытую вражду в зимние месяцы 1629–30 г. В воеводской смуте принял участие весь мангазейский мир, все, кто был тогда в городе и в Туруханском зимовье. Она продолжалась в 1630 и в 1631 гг. В истории сибирских городов XVII в. это, пожалуй, единственный в своем роде случай, последствия которого сыграли роковую роль в судьбе целого города.
Поводом к открытому выступлению явилось незначительное по тому времени событие. У таможенного головы Тимофея Бармина во время ночного обыска было обнаружено привезенное из Тобольска вино, принадлежащее Палицыну. Вообще-то казна запрещала брать в сибирские города вино и торговать им, но в любом из городов Сибири имелись питейные дома и вино продавалось направо и налево. К тому же Кокорев вел себя во время обыска грубо и поступил с Барминым, сторонником Палицына, жестоко: он стащил его с постели и избил дубиной, «на земле велел держати четырем человекам, изломал четыре ослопа, руки и ноги обломал. И лежал я, — писал Бармин, — по всю зиму только жив». Расправа с близким ему человеком явилась причиной отказа Палицына исполнять свою должность. Он запретил подьячим писать свое имя и прикладывать свою печать к наказным памятям, выдаваемым приказчикам ясачных зимовий, и к проезжим грамотам. Стал вершить воеводский суд и расправу у себя во дворе. Он сказался больным (действительно, был он болезненным человеком, страдал припадками) и не желал ходить в съезжую избу. Кокорев жаловался, что Палицын и в те редкие часы, когда приходил в съезжую избу, ведомый под руки, всегда отговаривался, что «рука отнялась», «а повсегда, государь, пьян». Сам же Палицын писал, что «ныне брожу о двух посохах, только чуть жив, и на всякой месяц та же порча повторяется, подвожды лежу присмерти». Иногда младшего воеводу во время приступа выносили замертво со двора Кокорева. Недомогания сделали его раздражительным и мнительным, что еще более осложняло отношения с Кокоревым. Из-за вражды воевод расстроилось все делопроизводство мангазейской съезжей избы. Дела оставались нерешенными по месяцам. Все это заставило торговых и промышленных людей написать царю жалобу на воевод: «…твоих государевых дел в съезжей избе вместе при нас не делывали, а промеж собою учинилась у них брань и великая вражда, и нам… они друг на друга являют твои государевы великие дела и называют друг друга изменниками». Осенью 1629 г. Мангазея разбилась на два лагеря. Гарнизон города перешел на сторону старшего воеводы как главного военачальника. От Кокорева к Палицыну переметнулись служившие в гарнизоне выходцы из Литвы и Польши, сосланные в Сибирь в разные годы. Им больше нравился Палицын, не только знавший польский язык, но и снисходительно относившийся к ссыльным иностранцам.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.