Маньчжурский кандидат - [91]

Джонни и Элли (так большинство гостей называли мать Реймонда) выглядели как настоящие фермеры, если бы только настоящие фермеры носили рабочую одежду от кутюрье. Мать Реймонда вычислила, что газетные снимки Джонни в таком наряде будут с большой благосклонностью восприняты в родном штате Айзелина, где все крупные состояния были сделаны на масле; избирателям будет приятно узнать, что Большой Джон никогда не забывает, откуда он родом. Во время взаимно тошнотворного приветствия, распахнув объятия Реймонду, мать шепнула ему на ухо, что самолет Джози вылетел из Сан-Хуана с опозданием, но что теперь она уже здесь, в соседнем доме. Она недавно звонила, сказала, что придет не позднее полуночи, а также взволнованно поинтересовалась, будет ли Реймонд. На какое-то мгновение голова у него закружилась.

— Взволнованно? Почему взволнованно? Может, она боится моего появления?

— Не будь психом, Реймонд! Думаешь, если бы не ты, Джорданы сюда вообще бы явились?

— Не называй меня психом.

— Пойди, что ли, выпей или прими транквизатор, — и добавила резко, обращаясь к мужу: — Реймонд порой становится таким занудой!

— Она просто шутит, — постарался сгладить высказывание жены Джонни. — Отлично выглядишь, дружок. Что это у тебя за костюм, датского лыжника?

— До чего же ты догадлив! — огрызнулся Реймонд и двинулся прочь.

Походя, с мрачным видом, он отвечал на приветствия, чувствуя, как сердце колотится с такой силой, словно вот-вот выпрыгнет из груди. По-прежнему избегая контакта с гостями, он пошел вдоль ярко освещенных некоммунистическими японскими светильниками широких газонов за домом, где среди полосатых тентов веселилась толпа. Неосвещенным остался лишь один газон у дома Джордана, и именно туда и потянуло Реймонда. Это был огороженный участок земли, и смотрелся он здесь так же странно и одиноко, как частная палуба на океанском лайнере. Не отводя взгляда от дома Джордана, Реймонд замер возле стены. Однако никакого движения в доме уловить не удавалось.

Раздосадованный такой неудачей и больше обычного негодуя на весь свет, он побрел обратно к дому Айзелинов, мимо белокурых приземистых Кармен, канзасских Борджиа, расстриг Ришелье и бизнесменов в костюмах пиратов. Многие нарядились в изящные, старинные мундиры Американского Легиона. Облаченные в экзотические наряды, эти ходячие предрассудки обменивались мнениями, взятыми напрокат у мистера Сокольского, мистера Лоуренса, мистера Пеглера и того очаровательного юноши из Йеля, который так проникновенно писал о человеке и Боге. Пытаясь не перебивать друг друга, играли три оркестра. Что касается музыки, то Айзелины позаботились обо всем — не хватало разве что балалайки. Имелся оркестр для высшего общества, три оркестрика «ча-комбо» и прямо-таки астрономическое количество щеголеватых русских скрипачей. Скрипачи, пиликая, как саранча, и, как саранча же, заполоняя дом, то выходили наружу, то возвращались и не только охотно принимали чаевые, но едва ли не обыскивали гостей, чтобы их получить. Реймонд остановился у одного из четырех баров и выпил полбокала шампанского. Отверг три предложения потанцевать с тремя молодыми дамами различной комплекции. Мать разыскала его в углу большого салона, за софой пастельного цвета. Над ним угрожающе нависали два творения Сальвадора Дали, великого каталонца.

— Посмотри на себя, ты выглядишь так, будто вот-вот развалишься, — сказала она ему. — Реймонд, прошу тебя, прими транквилизатор.

— И не подумаю.

— Почему?

— Ненавижу таблетки.

— Если бы ты знал, как жалко выглядишь. Впрочем, плевать. Она вот-вот будет здесь, через полчаса, самое большее. Боже, как болят ноги. Может, ускользнем на пару минут, пока не придут Джози с отцом? Посидим в библиотеке, выпьем холодного вина.

Реймонд в упор посмотрел на мать и впервые за много, много лет улыбнулся ей. А она подумала, что сын в эту минуту определенно красив. Почему — о, почему он так похож на ее отца? Реймонд, ее Реймонд, да он ведь просто вылитый папочка, ее милый, драгоценный папочка! Схватив Реймонда за руку, Элеонор повела его прочь. Выйдя из салона и направляясь в библиотеку, они миновали коридор, затем другой. Провожая их взглядом, одна гостья, обращаясь к другой, заметила, что эта парочка, похоже, хочет ускользнуть и заняться сама-знаешь-чем. За миссис Айзелин тянулся шлейф «Мадам Джоли» (мать Реймонда душилась этими духами, потому что где-то прочла, что это любимые духи Лолобриджиды), и остановилась она, лишь чтобы прихватить в баре бутылку вина да сказать дворецкому, где их искать.

Библиотека оказалась маленькой и приятной; там и вправду были книги. Четвертая, застекленная, стена выходила на огороженный темный участок перед домом Джози. Потирая руки, Реймонд смотрел на улицу — такой высокий, такой нелепо красивый в своих начищенных до блеска туфлях, брюках-клеш и широченной белой шелковой рубахе.

— Ты точно знаешь, что они приехали из аэропорта? — спросил он, разливая лимонно-желтое вино в бокалы для щербета.

— Я ведь уже сказала, — нахмурилась мать. — Джози мне позвонила. Из этого самого дома.

— И какой у нее был голос?

— Как у любой другой молодой женщины.