— Здорово! Чего тебе? — хмуро ответил Алёша.
— Говорят, гармонь из города привёз? — ухмыльнулся Мишка, с интересом рассматривая подарки на столе. — А скажи, за сто тысяч сусликов могли бы тебе велосипед подарить?
— Что? — грозно посмотрел на него Алёша.
— Дали же тебе гармонь за тридцать тысяч… — простодушно пояснил Мишка. — А ты бы сказал: «Сто тысяч». Что тебе стоило?.. И получил бы велосипед. Эх, Окунёк, прогадал ты малость! — И Миша, обернувшись назад, кому-то весело подморгнул.
За окном раздался ребячий смех.
— А ну, пошёл отсюда! — рассердился Алёша и, бросившись к окну, столкнул Мишку с подоконника.
Но через минуту тот снова появился в окне:
— А подарочки-то, Окунёк, придётся мне отдать. Что, непонятно? Кто три тысячи сусликов набил? Я, Мишка Чистов. А вы со своим Ваней Сорокиным всё больше заседали да планы составляли.
Тут Алёша окончательно вышел из себя, захлопнул створки рамы и запер их шпингалетом.
Где-то рядом затарахтел мотоциклетный мотор. Затем он стих. В дверь раздался настойчивый стук. Открыв дверь, Алёша увидел незнакомого мужчину — полного, круглолицего, в брезентовом плаще, с тугим портфелем под мышкой.
— Вам кого?
— Окуньковы здесь живут? — солидным воркующим баском спросил незнакомец.
— Здесь. Только мамки нету. Она на ферму ушла.
— А мне, между прочим, Евдокия Павловна не требуется. Меня интересует Алексей Митрофанович.
— Кто-кто?
— Алексей Митрофанович Окуньков, — пояснил незнакомец. — Что, не знаете такого?
Алёша растерянно покачал головой.
— Ну, а как тебя, к примеру, зовут? — улыбаясь, спросил незнакомец.
— Меня?.. Меня Алёшей… Ой, так это я ж Митрофанович! — догадался Алёша. — А зачем я вам?
— Ну, вот и познакомились! Очень приятно! — Незнакомец вошёл в комнату и, протянув Алёше руку, представился: — Курдюков. Кузьма Степанович. Агент-заготовитель. Покупаю по прейскуранту системы «Заготкожсырье» шерсть, рога, копыта, щетину, перо, пух, кожи и тому подобное… Проезжаю мимо и вдруг узнаю, что здесь, можно сказать, под боком, происходят такие необыкновенные дела. Шутка ли сказать — тридцать тысяч сусличьих шкурок!..
— Дяденька! — попытался перебить заготовителя Алёша.
Но тот, вытерев огромным клетчатым платком вспотевшую бритую голову, продолжал:
— И откуда узнаю? Из прессы. А я, грешный, и не догадывался. Да и как догадаться, если вы сами молчали. Однако я хочу вам напомнить, что если вы сдадите мне шкурки в ближайшее время и если вся продукция будет соответствовать принятому стандарту, то весь ваш юннатский коллектив во главе с тобою получит, согласно прейскуранту, крупное денежное вознаграждение, а также ценные премии.
— Дяденька… — начал было Алёша.
— Больше задерживать тебя не стану, — осклабился заготовитель. — Тем более, тороплюсь… Приеду за шкурками в самое ближайшее время. Прошу всё подготовить, согласно инструкции. — Он сунул растерянному Алёше какую-то бумажку и браво отсалютовал: — До скорой встречи! Желаю успеха! Привет твоим боевым товарищам!
Сбитый с толку Алёша ошалело посмотрел на бумажку, вполголоса прочёл текст: «Порядок сдачи сусличьих шкурок…»
За окном раздалось тарахтенье мотоциклетного мотора.
Алёша выбежал на крыльцо и, размахивая инструкцией, закричал:
— Дяденька, погодите! Я вам всё объясню!..
Но заготовитель, похожий на птицу, в раздуваемом по ветру плаще, уже умчался на своём мотоцикле.
Алёша вернулся в избу, взглянул в зеркало. Лицо было унылое, красное, галстук сбит на сторону, костюм измят.
— Знаменитый… делегат! — высунув язык, передразнил Алёша сам себя и погрозил зеркалу кулаком.
Потом он взял гармошку и ушёл в огород, к старому погребу. Здесь было пустынно и тихо. На грядке стояло одноногое лохматое чучело. Хромой телёнок, привязанный к изгороди, лениво щипал траву.
Алёша припал щекой к гармошке и заиграл что-то грустное. Никакой он не знаменитый, а просто несчастный человек. И всегда-то ему не везёт! Захочет Алёша сделать для других что-нибудь хорошее, а получается почему-то наоборот. Вот и сейчас: пионеры говорят, что он хвастун, отказались от подарков, оставили его одного… А какой же он хвастун? Если бы ребята только слышали, как делегаты на слёте хлопали в ладоши, как играли трубы!.. Разве можно тогда было уследить за каждым словом? И если Алёша что-то преувеличил, так он же старался не для себя, а ради всех апраксинских пионеров…
Неожиданно раздался лёгкий треск. Раздвинув тычинник, в огород просунула голову Саня Чистова.
— Тебе чего? — хмуро спросил Алёша, но в душе ему было приятно, что девочка не забыла его.
Саня подошла поближе.
— Знаешь, что я придумала? — решительно сказала она. — Надо письмо в газету написать. Так, мол, и так — опечатка получилась насчёт сусликов. Лишний ноль прибавили, просим исправить…
Алёша, опустив голову, молчал.
— Я уже написала. — Саня протянула Алёше исписанный лист бумаги. — Вот посмотри. И давай сейчас же отправим.
— Не надо, — мрачно сказал Алёша, отстраняя письмо.
— Почему? — удивилась Саня. — Ты же говорил точно по рапорту? Ведь правда?
— Нет… — плачущим голосом признался Алёша. — Рапорт у меня унесло…
— Ветром сдуло?
— Не ветром, а дыханием. Дыхнул я… Вот так: «Привет!» — показал Алёша. — Ну и унесло рапорт с трибуны. Я, наверно, всё и перепутал…
