— Ой! Проспал! Ну чего ты, мамка, раньше меня не разбудила! Просил же тебя… Сейчас ребята, наверно, придут…
— Здесь уж они, твои ребята… В сенях ждут, — сказала мать.
Алёша заметался по комнате:
— Запри дверь. Не пускай пока! Я сейчас…
— Некогда мне твои команды выполнять, — отмахнулась мать и вышла из избы.
— Нельзя! Подождите! — замахал Алёша руками на ребят, заглянувших в избу. — Сейчас. Имейте терпение.
Алёша торопливо умылся, пригладил волосы, надел новый костюм, туго затянулся ремнём, повязал пионерский галстук.
Потом наивыгоднейшим образом расположил на столе все подарки, полученные на слёте, и, не в силах подавить сияющую улыбку, распахнул дверь:
— Входите! Можно! Все входите! Не стесняйтесь.
Первой переступила порог Саня Чистова. За ней — стриженый, сумрачный Ваня Сорокин, толстушка Людмилка. Неловко потоптавшись, вошли и остальные пионеры.
— Юные пионеры, будьте готовы! — оглушительно приветствовал их Алёша, словно перед ним были не апраксинские друзья-пионеры, а пятьсот делегатов областного слёта юных натуралистов.
Но ребята почему-то замерли у порога и молча переглянулись. Только маленькая Людмилка с жёсткими, торчащими косичками негромко, пискливым голоском начала:
— Всегда гото… — но, не встретив поддержки, спряталась за спину Сани Чистовой и оттуда с любопытством посматривала на стол: что это там за красивые коробки?
— Какой ты новенький!.. — неопределённо вздохнула Саня.
Алёша понимал, что товарищи, как видно, подавлены его успехом. Он жестом пригласил ребят подойти ближе к столу и снисходительно спросил:
— Ну, как вы тут без меня? О слёте слыхали? Слёт что надо… Я, конечно, с решающим… Выступать пришлось.
Но ребята по-прежнему молчали и какими-то странными, чужими глазами смотрели на Алёшу, на гармонь, книжки, лакомства. Алёша поспешно раскрыл коробку с конфетами и обошёл ребят.
— Берите, не стесняйтесь… подарки на всех дадены! Да берите же…
Но Саня Чистова резким движением спрятала руки за спину и опустила голову. Людмилка, жалостливо взглянув на Алёшу, с усилием проглотила слюну и, тяжко вздохнув, отрицательно покачала головой. Сухой, с тонким носиком Ваня Сорокин смотрел поверх Алёшиной головы и делал вид, что не замечает протянутой ему коробки.
Несколько растерянный, Алёша схватил гармонь:
— А гармошку видели — первый сорт. Хотите, я вам сыграю?
— Давай уж пока без музыки, — строго сказал Ваня Сорокин и, забрав у Алёши гармонь, поставил её обратно на стол. — Ты лучше скажи, за что тебе так много надарили всего?
— Как — за что? — удивился Алёша. — За нашу юннатскую работу…
— И за сусликов?
— Ага!..
— А за сколько сусликов? — настойчиво допытывался Ваня.
— За три тысячи…
— Сколько, сколько?
— Три тысячи… — не очень уверенно, чуя недоброе, ответил Алёша. — Как в рапорте было, так и говорил…
От наступившей тишины и пытливых взглядов Алёшу бросило в жар.
— Три… Ну вот ей-ей… Зачем мне врать?.. — И, переходя на менее скользкую тему, он продолжал: — А музыка как рявкнет!
— Рявкнет? — насмешливо переспросил Ваня.
— Ага… — повторил Алёша. — Обещали в газете напечатать…
— Уже напечатали! — Ваня вытащил из кармана газету и протянул её Алёше.
Тот впился в газету глазами. Под заголовком «Славные дела апраксинских пионеров» была помещена большая заметка, в которой слова «тридцать тысяч сусликов» были обведены красным карандашом.
— Неправильно напечатано, — нахмурился озадаченный Алёша. — Лишний нуль выдумали…
— А это тоже выдумали? — спросил Ваня, показывая на фотографию в газете, на которой приветливо улыбающийся работник обкома комсомола пожимал Алёше руку.
— Нет, не выдумали. Такое было… — От воспоминаний лицо Алёши расплылось в улыбке, но он быстро спохватился: — А тридцать тысяч неправильно… не говорил я этого… не помню, — всё более путаясь, заговорил Алёша и наконец уже совершенно жалобно произнёс: — А музыка как…
— …рявкнет! — закончил Ваня. — Понятно!
— Что — понятно? — переспросил Алёша.
— Любишь ты приврать, — жёстко сказал Ваня. — Особенно если под музыку.
— Я? Приврать? — вспыхнул Алёша, бросаясь к Ване. — А ну, скажи ещё раз! — скажу! Зря тебя на слёт посылали. Напутал там, нахвастал… Опозорил всех нас…
— А тебе завидно, что не тебя на слёт выбрали! — закричал Алёша. — Ты мне всегда завидуешь… Всегда ножку подставляешь…
— Я? Тебе? Ножку? — побледнел Ваня и, в свою очередь, подался к Алёше.
— Ребята, да вы с ума сошли! Разойдитесь! — прикрикнула на них Саня и, втиснувшись между взъерошенными мальчишками, растолкала их в стороны. — А может, и впрямь в газете опечатка…
— Эх ты… делегат! — бросил Ваня Алёше и подал знак пионерам: — Пошли, ребята. На сборе поговорим…
Пионеры тихонько вышли. Саня, задержавшись у порога, с жалостью посмотрела на Алёшу, покачала головой и тоже ушла.
