Мама - [14]

Он ответил:

— У меня нет коньков.

И отошел, тяжело ступая по снегу большими новыми валенками.

— Как же так? Володя, постой!

Но Володя уже скрылся за углом школы. Светлану догнал Толя Якушев. Последнее время Светлана с этим мальчиком была как бы в заговоре, целью которого являлось Володино благополучие.

— Вы Володю ищете?

— Да. Толя, как это случилось, что у него нет коньков? Ведь ты же сам рассказывал, как в прошлом году… Да и он говорил все время, что будет кататься.

Случилось очень просто: Володя вырос, и оказалось, что старые башмаки с коньками ему уже не годятся.

— Нога-то у него вон какая! Тридцать девятого размера! — сочувственно и горестно говорил Толя.

— Может, купят ему?

— Нет, не купят. Отец сказал, что не купит. А раз уж сказал…

— Толя, может, у кого-нибудь из ребят есть лишние? Или обменяться?

— У наших-то? Да у него нога как две мои! Ни у кого в классе такой нет!

Светлана задумалась.

— Знаешь что? Я спрошу у старших ребят, у Вадима спрошу, Андрюшиного брата.

— Спросите! — обрадовался Толя. — Но ведь это с ботинками нужно.

— Ну разумеется!

Вадим отнесся к Светланиным словам с полным сочувствием.

— Я спрошу у ребят. Только знаете, вряд ли у кого старые остались. Такое увлечение с этим катком… Или пораздавали, или продали. — Он виновато посмотрел на свои ноги: — У меня-то сорок первый.

А Светлана взглянула на свои маленькие ботинки тридцать четвертого размера с приклепанными к ним коньками. Идти в школу и переобуваться ей уже не хотелось. Она вернулась домой.

VII

Костя был дома. И не один: в передней висело две шинели. За дверью послышались раскаты громкого смеха. Это Саша Бобров, никто другой не может смеяться и говорить так громко. Не хотелось бы гостей в этот вечер. Именно Сашу в особенности не хотелось. Засидится до ночи, нашумит, накурит… Подавив в себе это неприязненное чувство, Светлана вошла в комнату.

Странные люди — курильщики. Что может быть лучше чистого воздуха?

Затуманили, засинили всю комнату…

— Чаю хотите?

— Нет, спасибо, Светланочка, мы уже подзакусили.

Саша встал ей навстречу, большой, грубовато скроенный и сшитый, заполняющий собой и своими разговорами все пространство. На счастье, он уже собирался уходить. Наполовину раздавил Светлане руку, прощаясь.

Когда подают руку мягким киселем — неприятно. Но жать так бесцеремонно — это насилие над личностью. Светлана спросила, удивляясь своему лицемерию:

— Куда же вы спешите? Посидите еще. Костя вышел в переднюю проводить. Вернулся.

— Ну, как жизнь, Светланка? Ты что-то у меня совсем от рук отбилась… Фу, как накурили мы! Форточку разве открыть?

Он вскочил на стул, стуча сапогами. Что-то звякнуло на подоконнике за занавеской — должно быть, поставил туда посуду после ужина.

— Представляешь себе, — Константин шумно засмеялся, спрыгивая на пол, — Сашка-то наш жениться собрался. Завтра идут в загс!

— Вот как? — спросила Светлана. — На ком же?

Что с ним такое сегодня? Обычно после ухода Саши Боброва в комнате сразу становилось тихо — до звона в ушах.

Сегодня было не так. Казалось, дух Саши Боброва вселился в Костю, заставлял его громыхать голосом, смехом, сапогами и стульями.

— Жалко парня, а? Правда, Светланка? Женатиком станет — конец свободной жизни!

Светлана вспомнила, с какой самоуверенностью говорил как-то Саша Бобров, когда зашел разговор о девушках и о свадьбах: «За меня всякая пойдет».

Она сказала:

— Мне жаль его жену.

Костя подсел к ней на диван.

— Жалеешь девушку? Так тебе твой муж больше нравится?

— Костя, слушай, — Светлана смотрела на его сапоги, — у тебя не могли остаться старые твои ботинки с коньками, довоенные еще, конечно, школьные, тридцать девятый, ну, в крайнем случае сороковой размер?

— Право, не помню. — Он задумался. — Может быть, дома где-нибудь и лежат.

«Домом» он называл маленькую квартиру под Москвой. После смерти Костиной матери туда переехали ее родственники.

— А ты не можешь туда написать? Только поскорее.

— Могу, конечно. Впрочем, не думаю, чтобы остались. Отдал кому-нибудь или мама отдала. Светланка, а зачем тебе башмаки с коньками сорокового размера? А? Признавайся! Ведь это не женский, это почти уже мужской размер!

Он притянул ее к себе, обнимая как-то твердо, неуютно, даже грубовато. Светлана отстранилась.

— Постой… Нет, я серьезно. Костя, мне очень нужно. Для мальчика одного.

— Хорошенький мальчик — с лапами сорокового размера! Светланка, ведь у тебя же четвероклассники! Маленькие дети! Нет, очень мне все это подозрительно. — Он опять хотел ее обнять.

Светлана резко отодвинулась и встала.

— Не целуй меня.

— То есть как это — не целовать? Собственную жену не целовать?

Она сказала с отвращением:

— От тебя водкой пахнет! — И отошла к окну — закрыть форточку.

День был морозный, и в комнате сразу захолодало. На подоконнике за занавеской она увидела тарелки, два стакана, две бутылки из-под водки и одну темную, из-под вина, с длинным узким горлышком. Неужели вдвоем можно выпить все это?

Светлана вынесла грязную посуду в кухню, сунула пустые бутылки в шкаф.

Вымыла все, убрала. Ей не хотелось возвращаться в комнату.

Казалось, там ждет ее не Костя, а чужой человек — чужой и даже враждебный.