Малый дом в Оллингтоне. Том 1 - [5]

– Не знаю, Лили, что ты хочешь этим сказать: всего лишь как клерк. Мистер Фанфарон тоже всего лишь как адвокат, а мистер Бойс – всего лишь как священник.

Мистер Бойс был оллингтонский священник, а мистер Фанфарон – адвокат, который во время выездных судебных заседаний заезжал в Оллингтон.

– Ты, пожалуй, еще скажешь, что и лорд Де Гест всего лишь граф.

– И скажу: действительно, всего лишь граф. Конечно, этого никто бы не сказал, если бы он кроме откармливания быков занимался чем-нибудь другим. Ведь ты понимаешь, что я хотела сказать, назвав мистера Кросби клерком? Небольшая, кажется, важность – получить государственную должность, а между тем мистер Кросби ужасно как важничает.

– Однако ты не можешь сказать, что мистер Кросби то же самое, что и Джон Имс, – возразила Белл, которая, судя по тону ее голоса, вовсе не намерена была унижать достоинства мистера Кросби.

Джон Имс был молодой джентльмен из Гествика, получивший, года два тому назад, место в управлении сбора податей, с жалованьем по восьмидесяти фунтов стерлингов в год.

– Джон Имс тоже обыкновенный клерк, – сказала Лили. – А мистер Кросби… Ну, скажи мне, Белл, что же такое мистер Кросби, если не обыкновенный писец? Разумеется, он старше Джона Имса, и, как раньше него поступивший на службу, надо думать, что и жалованья получает больше восьмидесяти фунтов.

– Я не посвящена в тайны мистера Кросби. Знаю только, что он служит в Генеральном комитете[3], и полагаю, что там один только он и управляет делами. Я слышала, как Бернард говорил, что у него в подчинении до семи молодых служащих и что… Впрочем, я не знаю, чем он занимается в своем комитете.

– Хочешь, я скажу тебе, что такое мистер Кросби? Мистер Кросби надутый индюк.

И Лилиан Дейл сказала правду: мистер Кросби был надутый индюк.

Здесь, мне кажется, уместно объяснить, что такое был Бернард и кто был мистер Кросби. Капитан Бернард Дейл служил в Инженерном корпусе[4], был первый кузен двух разговаривавших сестер, племянник и предполагаемый наследник сквайра. Его отец, полковник Дейл, и его мать, леди Фанни Дейл, по-прежнему обретались в Торки; это была изнеженная, не способная к труду, апатичная чета, для всего мира за пределами торкийских карточных столов считающаяся все равно что мертвой. Это был тот самый Дейл, который составил себе карьеру в 19-м драгунском полку, и составил ее тем, что увез дочь совершенно обнищавшего графа, лорда Де Геста. После такого подвига обстоятельства как-то не складывались в его пользу, не доставляли ему случая показать себя, сделаться человеком заметным. И так он постепенно начал терять уважение общества, а надо сказать, что общество до его побега с леди Фанни уважало его, но теперь, в преклонном возрасте, он и леди Фанни только и были известны как завсегдатаи карточных столов на торкийских минеральных водах. Его старший брат все еще был здоровый мужчина, ходил, как говорится, в дорожных башмаках и крепко держался в седле, но полковник, не имея ничего для поддержания бодрости, ничего, кроме графского титула жены, преждевременно раскис и, что называется, заснул в домашних туфлях. От него и от леди Фанни Бернард Дейл был единственным сыном. У них были и дочери, одни умерли, другие вышли замуж, и при них осталась одна, также для того, чтобы скитаться между карточными столами. В последнее время Бернард виделся с родителями довольно редко, не чаще того, сколько требовал сыновний долг и надлежащее выполнение пятой заповеди[5]. Он тоже делал для себя карьеру: получил офицерское звание в Инженерном корпусе и был известен всем своим товарищам как племянник графа и наследник имения, дающего три тысячи фунтов годового дохода. Если к этому я прибавлю, что Бернард Дейл не склонен был отказываться от какого-либо из этих преимуществ, то скажу так совсем не в упрек. Преимущество быть наследником хорошего имения так очевидно, что никто не решится отклонить его и не пожелает кому-нибудь другому сделать то же самое. Деньги в кармане или ожидание получить их заставляют человека совсем иначе держать голову, придают какую-то уверенность его голосу, уверенность в самом себе, которые много помогают ему на жизненном пути – разумеется, в том только случае, если человек воспользуется ими, но не злоупотребит ими. Бернард Дейл не любил говорить часто о своем дяде-графе. Он знал, что дядя его – граф, и был уверен, что факт этот известен всем. Он знал, что в противном случае его не выбрали бы членом Бофорта или того самого аристократического небольшого клуба, который назывался клубом Себрайт. Когда дело касалось благородства крови, он не ссылался на собственное происхождение, но умел говорить как человек, о котором знал весь свет, и знал, какое место должен занимать он в обществе, благодаря своему происхождению. Значит, он благоразумно пользовался своим преимуществом и не использовал его во зло. По должности своей он был одинаково счастлив. С помощью трудолюбия, небольшого, но деятельного ума, а также покровительства некоторых особ он мало-помалу продвигался вперед, становился более и более заметным и сумел наконец прослыть за талантливого человека. Имя его сделалось известным между учеными-экспериментаторами – не как имя человека, который сам изобрел небывалую пушку или орудие, противодействующее пушке, но как человека, понимающего пушечное дело и вполне способного рассуждать о пушках, изобретенных другими, – человека, который честно будет производить опыты над изобретением и поставлять ему противодействующую силу. В этом роде состояли все занятия капитана Дейла около Лондона, его не посылали в Новую Шотландию строить казармы или в Пенджаб