Малина - [35]

— А у меня он вырвал зуб мудрости, у меня уже есть зубы мудрости, а у вас еще нет!

Бела кричит:

— Ой врет!

Вечером я говорю Ивану:

— А ведь дети на тебя совсем не похожи, разве только Бела немножко, если б не его взъерошенные каштановые волосы и светлые глаза, сходства было бы больше!

Видимо, Иван догадался, что я оробела перед детьми, он смеется и говорит:

— Здорово ты струхнула? Но ты вела себя правильно, нет, на меня они не похожи, зато они терпеть не могут, когда к ним пристают, когда их спрашивают, ну, что обычно спрашивают у детей, они быстро смекают, в чем дело!

Я моментально вношу предложение:

— Может, вы в воскресенье пойдете в кино, тогда я могла бы, если я вам не помешаю, пойти с вами вместе, я бы с удовольствием опять сходила в кино, в «Аполлоне» идет сейчас фильм «Пустыня живет».

— Мы его уже смотрели в прошлое воскресенье, — говорит Иван.

Так что пока неясно, возьмет ли меня Иван в следующий раз с собой или его ответ насчет фильма был уверткой, увижу ли я еще раз его детей, или Иван хочет, чтобы оба его мира, если их не больше, чем два, были навсегда отделены один от другого. Мы начинаем партию в шахматы, разговаривать нам больше не обязательно, это будет долгая, обстоятельная партия, с остановками, мы не движемся с места, Иван нападает, я в обороне. Атака Ивана застопорилась, это самая долгая и молчаливая партия, какую мы когда-либо играли, Иван ни разу не приходит мне на помощь, и сегодня мы эту партию не доиграем. Иван выпил больше виски, чем обычно, он устало встает, изрыгая привычные ругательства, делает несколько шагов по комнате, туда-сюда, и стоя пьет еще, ему больше не хочется играть, день выдался трудный, мата не было, но пата у нас не получилось тоже. Иван хочет сразу же пойти домой спать, я так затянула игру, до изнеможения, да и он тоже играл бездарно. Спокойной ночи!

Малина пришел домой и еще застал меня в гостиной, шахматная доска стоит, где стояла, отнести на кухню стаканы я не успела. Малина, который не может знать, где я сидела, так как сейчас я покачиваюсь в углу, возле торшера, в кресле-качалке с книгой «Красная звезда над Китаем», склоняется над доской, тихонько свистит и говорит:

— Ты проиграла бы на всю катушку!

— Позволь, что это значит — «на всю катушку», и, может, я бы все-таки не проиграла!

Но Малина взвешивает и рассчитывает ходы. Откуда он может знать, что я играла черными, — ведь это черные, по его расчетам, должны были в итоге проиграть. Малина берет мой стакан из-под виски. Откуда он может знать, что именно этот стакан мой, а не тот, который оставил недопитым Иван, но Малина никогда не пьет из его стакана, не дотрагивается ни до чего, что перед тем трогал, что брал Иван, — тарелку с оливками или соленым миндалем. Свою сигарету он тушит в моей пепельнице, а не в другой, которая сегодня вечером служила Ивану. Я теряюсь в догадках.

Китай я покинула, дойдя до места: «Войска противника спешно выступили в поход, одни с юго-востока, другие с севера. Линь Бяо немедленно созвал военный совет».

Иван и я — сходящиеся миры.

Малина и я, поскольку мы едины, — расходящиеся миры.

Я никогда так мало не нуждалась в Малине, он перестает понимать, что ему со мной делать, но если бы он не пришел вовремя домой, не застал бы меня между марш-броском через Китай и размышлением о детях, не похожих на Ивана, я бы опять попала во власть дурных привычек, принялась бы писать сотни писем или пить и разрушать, разрушительно мыслить, разрушать все, даже самое последнее, я не смогла бы удержать страну, которой достигла, сорвалась бы и покинула ее. Даже когда Малина молчит, это все же лучше, чем молчать в одиночестве, и это поможет мне потом в отношениях с Иваном, когда я не смогу с ними справиться, когда не смогу справиться с собой, — ведь Малина, твердый и решительный, всегда со мной рядом, и потому в самые мрачные мои часы я сознаю, что Малину я никогда не потеряю, даже если потеряю себя.

Малине я говорю «ты», и Ивану говорю «ты», но эти два «ты» различаются неизмеримыми, невесомыми оттенками выражения. Ни к одному из них я с самого начала не обращалась на «вы», хотя обычно пользуюсь именно этим обращением. С Иваном я спозналась настолько мгновенно, что мы не успели завязать разговор, я досталась ему еще до первого слова. О Малине же я, напротив, столько лет думала, меня так к нему тянуло, что начавшаяся в один прекрасный день совместная жизнь стала всего лишь подтверждением того, чему надлежало быть всегда и чему просто слишком часто мешали другие люди, мешали неверные решения и действия. «Ты», адресуемое мною Малине, — точное обращение, подходящее для наших разговоров и споров. «Ты», адресуемое Ивану, неточное, оно может менять окраску, темнеть, светлеть, делаться ломким, мягким или боязливым, шкала его выразительности безгранична, его можно произносить даже самостоятельно, с большими интервалами и много раз подряд, с завлекательностью сирены, всякий раз по-новому манящим, но оно все еще не было произнесено тем тоном, с тем выражением, какое я слышу в себе, когда в присутствии Ивана теряю дар речи. В его присутствии — нет, но у себя внутри я в один прекрасный день завершу это «ты». Оно будет совершенным.