Маленький секрет большого штата - [19]

Сьюзи поджала губы и вопросительно взглянула на него.

– Ходят слухи, что ты не женишься, потому что тебе нравятся мужчины.

– Неужели я похож на гея? У тебя еще остались какие-то сомнения? – поведя бровью, спросил Гил.

Сьюзи прыснула от смеха.

– Едва ли. Но неужели тебя не беспокоит, что они пишут все это?

– С какой стати меня это должно беспокоить? Мне достаточно того, что я знаю, что это неправда.

– Ты-то знаешь, но многие люди легко принимают все, что читают в газетах, на веру.

– Думаю, что это так.

– И это нисколько тебя не беспокоит? – с недоверием спросила она.

– Нет. Почему это должно меня беспокоить?

– Ах, вот как! – закричала она, вскочив со стула. – Средствам массовой информации нельзя позволять печатать ложь о людях, неважно, кто это: ты, я или кто-нибудь другой. – Она подошла к раковине и вылила в нее свой кофе. – Это вторжение в личную жизнь, прямое нарушение прав человека, которые гарантированы Конституцией Соединенных Штатов Америки.

Удивленный ее напором, Гил тоже встал со стула и пошел к раковине. Моя свою чашку, он внимательно наблюдал за Сьюзи.

– Конституция также гарантирует свободу слова и свободу прессы, – сдержанно заметил он.

– Свободу говорить и публиковать ложь? – гневно произнесла Сьюзи. – Я думаю, в Конституции нет такой статьи. – Она повернулась и пошла в другой конец кухни. – Средства массовой информации должны публиковать только правду. Им нельзя позволять печатать сплетни или даже выдумки только для того, чтобы поднять рейтинг и увеличить число читателей.

– Нельзя, – согласился Гил. – И как, по-твоему, мы должны положить этому конец?

– Мы? – Сьюзи начинала выходить из себя. – Я и ты?

– Да. Судя по всему, ты очень хорошо знакома с этой проблемой. Почему бы тебе не направить свой гнев на ее решение?

При мысли о том, что Гил может заподозрить ее в связях с прессой, догадаться о ее конфликте с журналистами, Сьюзи отступила назад.

– Я не могу. Я ничего не понимаю в законах и политике.

– А тебе и не нужно. Все, что тебе понадобится, – это желание изменить существующее положение вещей и мужество отстаивать свою точку зрения.

Отрицательно качая головой, Сьюзи сделала еще один шаг назад.

– Я не могу, – повторила она. – Я даже не знаю, с чего начать. Я работник общественного питания, а не политик.

– А я хозяин ранчо, – парировал Гил. – Ты уже сделала первый шаг, хотя сама этого еще не понимаешь, – уже мягче сказал он. – Ты знаешь, что нужно исправить.

Сьюзи испугалась. Ей показалось, что Гил сейчас же назначит ее председателем комитета по расследованию деятельности средств массовой информации. Она быстренько сделала то, что делала всегда, если оказывалась в неудобной ситуации, – она призвала на помощь сарказм.

– Да, – издевательским тоном произнесла она. – А после того, как приструню средства массовой информации, я возьмусь за реформу системы здравоохранения. Сейчас меня это особенно волнует.

– В нашей системе здравоохранения нужно многое менять, как на местном, так и на национальном уровне.

– Да, ты прав. – Сьюзи притворилась, что зевает, и лениво потянулась. – Однако все эти разговоры о том, как изменить мир, утомили меня, – устало сказала она. – Пойду-ка я, пожалуй, вздремну.

Гил покачал головой.

– Я бы с удовольствием присоединился к тебе, но мне нужно проведать скот. Можешь поехать со мной, если хочешь. Прогулка на лошадях тебе не повредит.

– На лошадях?

– Это единственный способ добраться туда.

Сьюзи вздрогнула.

– Если ты не возражаешь, я останусь здесь и немного посплю. Я не выспалась, – с намеком сказала она.

Гил взял с кухонной стойки ковбойскую шляпу, надел ее и направился к задней двери.

– Что ж, продолжим наш разговор вечером, – сказал он на прощанье.

Сьюзи пыталась уснуть, но ей не удавалось: мучили страхи и воспоминания. Разговор с Гилом о средствах массовой информации взволновал ее. Каждый раз, закрывая глаза, она видела заголовки газет, кричащие о злодеяниях ее отца, слышала непрекращающиеся звонки телефона и душераздирающие всхлипывания матери. Но чаще всего она видела его, своего отца, печально известного проповедника Бобби Уэйна. Возведя к небу руки, он стоял с закрытыми глазами, в своем идеально сшитом костюме, гладко причесанный, и блаженно улыбался. Точно так же он улыбался наивным женщинам, которые сначала охотно приобщались к его пастве, а потом ложились в его постель.

Средства массовой информации взахлеб рассказывали обо всем этом.

Когда слухи о прегрешениях отца вышли за пределы его церкви, репортеры, как свора охотничьих собак, преследовали его до тех пор, пока не раскопали все его темные дела. Они выставили напоказ все его любовные интрижки. Но, радостно разрушая греховный храм, который Бобби Суэйн создал для удовлетворения своих похотливых потребностей, они разрушили и жизнь его семьи. Когда один из грешков Бобби впервые стал достоянием общественности, Сьюзи увидела свою мать по телевизору. Царственно красивая Сара Суэйн стоически настаивала на невиновности мужа. Не отрывая от него любящих глаз, она отрицала все, что было напечатано в прессе. Она говорила, что все это – происки дьявола и попытка разрушить созданную им церковь.