Маленький охотник - [16]

Тут он вскочил, схватил пестрый лоскут, прыгнул на свои легкие нарты и умчался.

Бросился за ним сын старушки. Бежал, бежал, да разве догонишь быструю оленью упряжку!

Вернулся он назад. А наутро смотрит — ни одного оленя возле чума нет. И теплых шкур на чуме не стало, опять он только сухой травой покрыт.

— Не уберег ты своего счастья, — сказала мать.

— Что делать! Не уберег, — ответил сын. — Ну, да как-нибудь проживем. Охотой я тебя раньше кормил и теперь охотиться стану.

Пошел он на один берег речки, пошел на другой берег речки. Три дня ходил. Ничего не принес.

На четвертый день, чуть поднялась над тундрой Большая Медведица, сын старушки надел деревянные лыжи и побежал.

По замерзшим кочкам бежит, по льду через реки переходит. На высокие сопки поднимается, в овраги спускается.

Утренняя заря занялась, он подумал:

«За это время прошел я столько, сколько на оленях за семь дней проедешь. На этом месте раньше чумовище было. А теперь все кругом снегом занесло, будто никогда тут люди не стояли».

Побежал сын старушки дальше.

Когда солнце опустилось за Уральский хребет, он остановился.

«Теперь, — думает, — я прошел столько, сколько упряжка оленей за две недели пробежит».

Огляделся, видит — стоит он на чумовище. Верно, только перед его приходом перекочевали — следы от оленьих копыт еще не промерзли. Там, где дрова кололи, опять топор лежит.

Хотел сын старушки поднять топор, а топор подскочил и ударил его в лоб. Упал на спину охотник, на двадцать шагов откатился. Попробовал встать — топор ударил его по уху. Повалился сын старушки на бок, еще на двадцать шагов отлетел. Только приподнялся, как топор ударил его в другое ухо. Снова откатился сын старушки на двадцать шагов. А топор за ним на топорище, словно на одной ноге, скачет. Подпрыгнул и стукнул его по затылку. Лицом в снег упал сын старушки, опять на двадцать шагов отлетел. Потом собрался с силами, изловчился и крепко схватил топор за топорище.

«Придется, — думает, — и на этот раз догонять хозяев. Плохо им без топора кочевать».

Раскатил охотник деревянные лыжи по следу аргиша и скоро добежал до знакомого чума. Снял лыжи, оставил топор у входа, сам в чум вошел. Видит — в одной половине пусто, в другой — старик со старухой  сидят, ждут, когда мясо сварится.

Старик спрашивает:

— Старуха, что-то от входа холодом потянуло. Кто к нам пришел?

— Тот же человек, что и раньше приходил, — отвечает старуха.

— Далеко же тебе идти пришлось, — сказал охотнику старик. — Мимо нашего чумовища шел?

— На двух ваших чумовищах побывал, — отвечает охотник. — На втором чумовище вы опять топор забыли. Он меня чуть не убил.

Старик засмеялся.

— Что же ты, убежал от него?

— Зачем убежал! Я его вам принес.

— Ну, если так, — сказал старик, — садись на шкуры. Поели, потом спать легли. Наутро старик спрашивает:

— Ну, как, сын старушки, дал тебе счастье пестрый лоскут?

— Дал, — отвечает охотник. — Только недолгое это было счастье. Украл его у меня богач.

— Что ж, — говорит старик. — Второй раз ты мне топор принес, и я тебе второй раз помогу. Возьми вот этот черный, лоскут оленьей шкуры, заткни его за передние шесты чума.

Быстро бежит сын старушки, торопится матери новое счастье принести.

Дошел до своего чума, приподнял полог, видит — мать, на шкурах сидит и плачет. Пока ждала она сына, от слез на подоле у нее целое озеро разлилось, а из озера речка потекла.

— Эй, мать, не плачь, чум зальешь, — крикнул сын. — Утри слезы, я тебе опять подарок принес.

— Сам живой вернулся, — говорит мать, — вот и подарок.

Охотник заткнул черный лоскут за передние шесты чума и лег спать. После долгого пути устал он, крепко заснул. От дыхания его даже сухая трава на чуме колышется.

Утром будит его мать.

— Вставай скорее, сынок. Погляди, чум у нас новый, шкурами покрыт. Перед чумом оленей видимо-невидимо, на тысячу шагов кругом снег утоптали.

Выглянул сын старушки из чума. И правда, куда только глаз хватает — всюду олени, и все, как один, черные.

Опять побежала весть по тундре, добежала до чума богача.

Взял богач самые легкие нарты, запряг в них самых быстрых оленей и поехал к сыну старушки. Нарты у входа поставил, вожжи непривязанными бросил. Вошел в чум, на шкуры сел.

Завел беседу, а сам на передние шесты поглядывает. И сын старушки от передних шестов глаз не отводит.

— Хороший у тебя чум, — хвалит богач, — только отверстие для дыма велико.

Сын старушки взглянул вверх. А богач в это время схватил черный лоскут оленьей шкуры, прыгнул на нарты и умчался.

Выбежал сын старушки из чума, а богача уже и след простыл.

Во второй раз не уберег охотник свое счастье. Опять не стало у него ни нового чума, ни оленей.

— Что ж, — сказал он матери, — пойду на охоту.

Долго ходил он и на один, и на другой берег речки — нет нигде никакой добычи. С пустыми руками вернулся в чум. И на второй день ничего не принес, и на третий.

Что тут сделаешь! Опять пошел сын старушки туда, куда в прошлые разы ходил.

К первому чумовищу подошел, там только сугробы лежат. Ко второму подошел — и от этого следа не осталось. Побежал охотник дальше и пришел на третье чумовище. На том месте, где дрова кололи, опять топор лежит. Занесло его снегом, только топорище чуть виднеется.