Маленький лорд Фонтлерой - [5]

— Да, — как будто неуверенно подтвердил Кедрик, — и… и о графах, правда ведь?

— Пожалуй, да, — возразил м-р Хоббс, — мы коснулись их слегка; это так!

Кедрик покраснел до самых волос. Никогда еще он не был в гаком затруднительном положении. Он побаивался, что и м-ру Хоббсу будет немножко неловко.

— Вы сказали, — продолжал он, — что не позволили бы им сидеть на ваших бочонках с сухарями.

— Сказал! — решительно подтвердил м-р Хоббс. — И сказал, что думал. Пусть их только попробуют!

— Мистер Хоббс, — произнес Кедрик, — один из них сидит теперь вот на этом ящике!

М-р Хоббс почти выскочил из кресла.

— Что?! — вскрикнул он.

— Да, — объявил Кедрик скромно. — Я граф — или скоро буду графом. Я не хочу вас обманывать.

М-р Хоббс казался взволнованным. Он вдруг встал и пошёл посмотреть на термометр.

— Ртуть попала тебе в голову! — воскликнул он, возвращаясь назад, чтобы рассмотреть лицо своего маленького друга. — Действительно, жаркий нынче день! Как ты себя чувствуешь? Болит у тебя что-нибудь? Когда это с тобой сделалось?

Он положил свою большую руку на голову мальчика и этим еще больше смутил его.

— Благодарю вас, — сказал Кедди, — я здоров. У меня голова не болит. Мне жаль, но я должен сказать вам, что это правда, мистер Хоббс. Для этого-то Мэри пришла вчера за мною. М-р Хавишам сказал это маме, а он адвокат.

М-р Хоббс опустился в свое кресло и начал платком тереть себе лоб.

— С одним из нас случился солнечный удар! — воскликнул он.

— Нет, — возразил Кедрик, — с нами не удар. Нам будет очень хорошо от этого, м-р Хоббс. М-р Хавишам нарочно приехал из Англии, чтобы рассказать нам об этом. Дедушка послал его.

М-р Хоббс уставился диким взглядом на невинное и, вместе, серьезное лицо Кедрика.

— Кто твой дедушка? — спросил он.

Кедрик засунул руку в карман и осторожно вынул оттуда клочок бумаги, на котором было что-то написано его собственным круглым, неправильным почерком.

— Мне это трудно было запомнить, поэтому я записал себе здесь, — сказал он. — Джон Артур Молинё Эрроль, граф Доринкур. Вот как его зовут, и он живет в замке — в двух или трех замках, кажется. И мой папа, который умер, был его младший сын, и я не был бы лордом или графом, если бы папа мой не умер; и мой папа не был бы графом, если бы не умерли оба его брата. Но они все умерли, и других мальчиков не осталось — один я, и потому мне нужно быть лордом; и дедушка послал за мной, чтобы привезти меня в Англию.

Волнение м-ра Хоббса все увеличивалось. Он продолжал вытирать себе лоб и лысину и тяжело дышал. Он начинал постигать, что случилось нечто очень замечательное; но когда он посмотрел на маленького мальчика, сидевшего на ящике с сухарями и напряженно глядевшего на него своим детски-невинным взглядом, когда он увидал, что мальчик нисколько не изменился, продолжая оставаться таким же, каким был вчера — все тем же красивым, веселым, бойким ребенком и в том же самом костюме с красною ленточкою вокруг шеи — он никак не мог справиться с этим поразительным известием о возведении своего маленького друга в дворянское достоинство. Он недоумевал тем более, что Кедрик рассказывал все это с такою искреннею простотой, очевидно, сам не сознавая всей невероятности сообщаемого.

— Как, сказал ты, твое имя? — переспросил Хоббс.

— Кедрик Эрроль, лорд Фонтлерой, — отвечал мальчик. — Так назвал меня мистер Хавишам. Он сказал, когда я вошел в комнату: «Так вот он, маленький лорд Фонтлерой!»

— Тьфу ты пропасть! — воскликнул м-р Хоббс.

Он всегда употреблял это восклицание, когда был очень удивлен или взволнован. Так и в эту затруднительную минуту ему не пришло в голову более подходящего выражения.

Кедрик не нашел ничего оскорбительного в этой фразе. Его уважение и любовь к м-ру Хоббсу были так велики, что он почтительно относился ко всякому его замечанию. Он еще мало видел общества, а потому и не понимал, что порою м-р Хоббс был не совсем удобный собеседник. Он понимал, конечно, разницу между ним и своей матерью, но мама была дама, а в его понятиях дамы всегда отличались от мужчин.

Он продолжал пристально глядеть на м-ра Хоббса.

— Англия ведь далеко отсюда? — спросил он.

— По ту сторону Атлантического океана, — ответил м-р Хоббс.

— Вот это всего хуже, — сказал Кедрик. — Может быть, я вас теперь долго не увижу. Мне не хочется об этом думать, м-р Хоббс.

— И самым лучшим друзьям приходится расставаться, — проговорил м-р Хоббс.

— Так, — отозвался Кедрик, — а ведь мы много лет были друзьями, не правда ли?

— Да, как раз с тех пор, как ты родился, — отвечал м-р Хоббс. — Тебе было не больше шести недель, когда в первый раз тебя вынесли на улицу.

— А, — произнес Кедрик, со вздохом, — я совсем не думал тогда, что буду графом!

— А как ты думаешь, — спросил м-р Хоббс, — нельзя ли как-нибудь избавиться от этого?

— Ох, нет, не думаю! — отвечал Кедрик. — Мама говорит, что это было бы и папино желание. Но если уж мне быть графом, то я могу сделать одно: постараться быть хорошим графом. Я не желаю быть тираном. И если когда-нибудь будет новая война с Америкой, я постараюсь прекратить ее.

Его беседа с м-ром Хоббсом была продолжительная и серьёзная. Выдержав первый удар, м-р Хоббс, против ожидания, смягчился; он старался примириться с положением и, прежде чем кончилось свидание, успел задать целый ряд вопросов. Так как Кедрик мог отвечать лишь на некоторые, то м-ру Хоббсу приходилось отвечать на них самому; распространившись на тему о маркизах и графах и их богатых поместьях, старик давал многому такое объяснение, которое, вероятно, удивило бы м-ра Хавишама, если бы тот мог его слышать.