Маленький король Декабрь - [9]
В иные вечера бывает очень тихо, но случается, я слышу голоса за стеной, у меня ведь квартира в городском доме, а в городских домах люди живут близко друг к другу и стены очень тонкие. Очень тонкие? Нет, не знаю я, какой толщины эти стены на самом деле. Да и голоса — доносятся ли они действительно из соседней квартиры? Или они раздаются в стене, потому что стена вовсе не тонкая? Стена громадной толщины, стена толстенная, такая, что в ней поместился целый мир маленького толстяка Декабря?
Хорошо бы разворотить стену, подумал я однажды, хорошо бы просверлить стену перфоратором да посмотреть, что там. Но тогда я, не ровён час, окажусь в квартире соседей, ввалюсь в чужую столовую, весь, с ног до головы, в пыли, и растерянное соседское семейство вытаращит на меня глаза, позабыв про ужин. А я смущённо пробормочу: «Извините, я только посмотреть хотел, нет ли тут маленького короля».
Однажды король Декабрь спросил:
— Почему тебе непременно хочется увидеть, что там такое, за твоими стенами? Почему ты не хочешь просто вообразить, что там могло бы происходить? Вот сел бы ты, закрыл глаза и вообразил себе разные картины, какой-то другой мир. Когда ты был маленьким, ты видел их, даже не закрывая глаза. А теперь забыл, как это делается? Почему же ты забыл?
Итак, тихими зимними днями я сижу тихо-тихо, затаившись, в старом кресле. Недавно, когда я опять вот так, тихонько, сидел, из-за книжного стеллажа пожаловал король. Он не подошёл ко мне, а отправился на другой конец комнаты, туда, где стоят мои игрушечные автомобильчики. Они остались у меня с тех времен, когда мне исполнилось тринадцать лет, ну и стоят себе, с какой стати мне их выбрасывать?
Королёк остановился возле старинного грузовичка-«мерседеса». Грузовичок этот синий с красными бамперами и довольно коротким кузовом. На крыше кабины две жёлтые мигалки, сзади большой красный крюк, и к нему прикреплён прицеп — платформа на двенадцати колёсах. На таких платформах перевозят железнодорожные вагоны, если надо доставить их в какое-нибудь место, куда не проложены рельсы. Сейчас прицепная платформа была не нагружена.
Королёк закинул на платформу мармеладного медвежонка, уже объеденного со всех сторон, — он притащил его с собой. А потом открыл дверцу грузовичка и протиснулся в кабину. Декабрь всё ещё был толстоват и великоват для неё, так что пришлось ему немало потрудиться — он и кряхтел, и вздыхал, и плевался, и вопил, что он, мол, ждёт не дождётся дня, когда сделается наконец таким малюсеньким, что сможет с удобством расположиться в игрушечной машинке. Забравшись в кабину, он завёл мотор, и грузовичок, тихо пофыркивая, покатился по паркету прямиком к моему креслу.
Притормозив возле моей правой ноги, король опустил стекло, высунулся и крикнул:
— Эгей! Нынче у нас дел невпроворот!
— Каких?
— Картину великому картинщику доставить надо.
— Кому? Великому картинщику?
— Ты что, не знаешь великого картинщика?
— Никогда не слыхал о нём.
— Великий картинщик очень богатый, а живёт он неподалёку от твоей кафельной печки, — сказал королёк. — Ни у кого нет такой уймы картин, как у него.
— Для чего же тогда везти ему ещё одну картину?
— А то ты не знаешь! Время от времени королям приходится продавать что-нибудь из картин, иначе протянешь ноги.
— Что же ты получаешь за картины?
— Мармеладных медвежат. У меня всего один остался, тот, который на платформе лежит. Но знаешь, погоди-ка! Сначала давай поиграем.
Почти каждый день мы с королём играем. В микадо[1] играем, и он таскает на плече палочки, точно большущие брёвна. И в шахматы! Декабрь всегда сам себе шахматный король. Играя белыми и сделав свой ход, он спешит вернуться на то поле, где в это время должен стоять его шахматный король, и ждёт моего ответного хода. Получив мат, он театрально валится на доску и декламирует:
А если выигрывает, то, опрокинув моего короля, он, торжествуя, восклицает:
— Я-то думал, становясь старенькими и маленькими, вы всё забываете, — заметил я однажды. — Шекспир что же, исключение?
— Ричард Второй! — воскликнул Декабрь. — И Клавдий, король датский! Разве можно забыть таких коллег, как они!
Но в тот день он предложил другую игру, сказав, дескать, самое время хорошенько размяться. Я вытащил настольный футбол. Одна нога у этих жестяных футболистов сгибается, а на голове — особая кнопочка. Нажмёшь на кнопочку — нога ударяет по мячу. Королёк сбросил свою тяжёлую алую мантию и в белой нижней рубахе бегал по зелёному полю. Забив гол, он бросался обнимать своих жестяных футболистов или, шумно пыхтя, плюхался навзничь. Толстяк, вот и выдохся, едва начав игру.
— Всё равно это нечестно! — закричал я. — Ты по всему полю бегаешь, а моим-то игрокам не сойти с мест!
Королёк крикнул в ответ:
— Железные парни, железные! Я после матча едва дышу, а им хоть бы что!
Тут я напомнил:
— Ты ведь хотел отнести картину покупателю. А кстати, какую? Ты же никакой картины не принёс с собой.
— Так сначала её надо нарисовать, — ответил Декабрь. — Дай-ка мне бумагу и цветные карандаши.
