Маленький король Декабрь - [10]

Я достал из ящика стола лист бумаги и коробку с карандашами. Но не угодил королю.

— Велики! Отрежь такой кусочек бумаги, чтобы размером был в точности как платформа грузовика. А карандаши… да они же громадные, настоящие брёвна! Неужели у тебя не найдётся маленького карандашного огрызочка? Я не могу рисовать бревном!

Я опять выдвинул ящик стола, запустил в него обе руки чуть не по локоть и долго рылся в груде старых батареек, тюбиков с клеем, верёвочек, ленточек и ломаных телевизионных пультов. Наконец откопал ножницы и крохотный огрызок карандаша, светло-зелёный. Потом я ножницами отрезал от большого листа бумаги маленький прямоугольник, чуть-чуть длиннее, чем платформа моего грузовичка, но точно такой ширины. Огрызок карандаша я протянул королю.

— Светло-зелёный, — проворчал он, — не то! Я хотел нарисовать королевскую корону о семи зубцах, светло-зелёный цвет для неё не годится.

— Но у меня нет другого такого маленького огрызка, только этот зелёный тебе подойдёт. Все мои карандаши слишком большие, а точилку искать — напрасный труд, нет у меня точилки.

Король уже погрузился в глубокое раздумье, так что лишь рассеянно пробормотал, не слушая меня:

— Пожалуй, сойдёт. Скажу ему, таков авторский замысел. Были же художники, которые несколько лет подряд писали картины сплошь в голубых или розовых тонах… Ну и он пусть в этот раз получит светло-зелёную королевскую корону.

Обеими руками обхватив огрызок карандаша, он вертикально приставил его грифелем к бумажному прямоугольнику и принялся ходить туда-сюда маленькими шажками, царапая грифелем по бумаге. Таким манером он криво-косо нарисовал маленькую королевскую корону, светло-зёленую, о семи зубцах.

— Хорошо, не правда ли?

— Очень хорошо, — похвалил я. — Никогда не мог взять в толк, почему королевские короны непременно должны быть золотыми.

— Эта корона медная, позеленевшая от сырости, — заявил Декабрь. — Это корона короля Ноября Позднего, прозванного Кровельщиком. Не поможешь ли погрузить картину на прицеп?

Королёк обеими руками приподнял один конец картины, я кончиками пальцев взялся за другой, и мы осторожно и бережно перенесли её на прицеп грузовичка. Король скомандовал:

— Забирайся, едем!

— Как же я помещусь в такой малюсенькой кабинке?

— Ах ты беда-то какая! Ну хорошо, садись в своё кресло, закрой глаза и вообрази, будто сидишь в кабине грузовика. И всё получится.

Я так и сделал: сел в кресло, закрыл глаза и тотчас почувствовал, что стал таким же махоньким, как королёк Декабрь. Но, слава богу, не таким толстопузым. А королёк меж тем уселся на водительское место и опять скомандовал:

— Залезай! — и открыл изнутри дверцу с моей стороны. Я забрался в кабину и захлопнул дверцу.

— Где же картинщик живёт? Возле печки, а точнее?

— Да прямо у печки, за плинтусом, — сказал королёк и включил двигатель. — Между плинтусом и стеной зазор, вот там он и живёт.

— А ты уже бывал у него?

Королёк вёл грузовик вдоль по паркетинам, так что трясло не слишком сильно, и всё-таки, когда мы переезжали через щель между паркетинами, нас так подбросило, что макушками мы крепко стукнулись о потолок кабины. У короля едва не слетела с головы корона — пришлось надвинуть её пониже на лоб.

— Конечно, я часто у него бывал, — ответил он. — Я чуть ли не каждый месяц отдаю ему какую-нибудь картину.

Мы объезжали ножку стола, и мне показалось — это ствол гигантского дерева.

— А как там, у него, всё устроено?

— У него много комнат. Больших и маленьких. Есть комнаты огромные, как спортивные залы, есть крошечные, вроде твоей кладовки для продуктов. В одни комнаты надо подниматься по узеньким винтовым лестничкам, а в другие ведут широкие и пологие лестницы, как во дворце. И на всех стенах висят картины.

— И все картины принадлежат картинщику? Он один там живёт?

Повернув налево от ножки стола, мы взяли курс прямо к печке.

— Совсем один, — сказал король. — И все картины принадлежат ему.

Грузовичок резко подпрыгнул на какой-то особенно глубокой колдобине между паркетными плашками, я с опаской поглядел в оконце на задней стене кабины — подумал, как бы нам не потерять наш груз. Но картина лежала на платформе, и объеденный мармеладный мишка тоже не свалился с прицепа.

— Знаешь, — сказал король Декабрь, — наверное, надо представить себе, что комнаты картинщика похожи на то, что у нас в голове. Всю жизнь человек смотрит вокруг и видит мир, и в его голове накапливаются миллионы и миллионы картин. Какие-то картины человек видит изо дня в день, другие хранятся в самых отдалённых комнатах, то есть где-то в потаённых уголках его головы. Вот эти-то картины он, если захочет посмотреть второй раз, прежде долго-долго отыскивает, но, бывает, и случайно наткнётся на них, мало ли, забредёт ненароком в дальние покои. Но все до единой картины на месте, и даже если мы никогда о них не вспоминаем, они никуда не деваются. Все до единой они остаются с нами.

Я подхватил:

— Сидишь себе в кресле, а в это же самое время гуляешь. И видишь даже такие картины, про которые и думать не думал, что они, оказывается, сохранились!

— Да, наверное.

Мы прибыли. Королёк затормозил и, отключив мотор, сказал: