Маленькие дети - [5]

Вот тогда-то, объяснила бы Сара мамашам на детской площадке, и настигла ее эта «минутная слабость». Хотя, разумеется, на самом деле она была далеко не минутной. Период депрессии продолжался всю зиму и захватил еще кусок весны, в середине которой одним серым утром к прилавку подошел Ричард — среднего возраста мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и спокойной уверенностью в себе — и сказал Саре, что, похоже, у нее сегодня выдался такой же неудачный день, как и у него, а ей почему-то вдруг показалось, что это первые добрые слова, обращенные к ней за несколько последних лет. Вот так она и оказалась на этой богом проклятой площадке.

* * *

Опустившись на колени, Сара медленно собирала с земли рассыпавшиеся вещи. Она знала, что должна предложить Люси помочь маме — в три года детей следует приучать к ответственности за устроенный ими беспорядок, — но решила поступиться принципами ради того, чтобы избежать нового скандала.

К тому же, обходясь без помощи, она сможет дольше оставаться на коленях и таким образом не замечать осуждающих взглядов других мамаш. Мелкие камешки и веточки больно впивались в колени, и Сара охотно терпела эту боль, считая, что, наверное, заслужила ее.

Вниз обложкой на земле лежали «Сказки братьев Гримм», а на них — «Мишки Бернштейн идут к зубному врачу», и почему-то при взгляде на эти книжки Сара почувствовала особо острый приступ раскаяния. «Скоро я, как те средневековые монахи, стану ходить по городу и лупить себя плетью, — подумала она. — Тогда придется носить в сумке и плеть».

— Наверное, тебе стоит составить список вещей, которые надо брать с собой, — посоветовала Мэри-Энн, — и приколоть его на дверь. Я сама так делаю.

«Я недолго задержусь на этой площадке», — пообещала себе Сара и, подняв голову, изобразила улыбку.

— Спасибо, — сказала она. — Это очень хороший совет.

Скейтбордисты

Восемьдесят один… Восемьдесят два…

Эрон спал, а Тодд заканчивал отжимания — третий, последний заход, когда зазвонил телефон.

Восемьдесят три…

— Привет, — заговорил автоответчик голосом Кэти. — Как там поживают мои мальчики? Хорошо сходили в бассейн? — Восемьдесят четыре… — Тодд, я, наверное, вернусь не раньше половины седьмого. Один из наших ветеранов опоздал на интервью, и мы прождали его все утро. Извини.

Он простонал от досады, стараясь не сбиться с ритма… Восемьдесят семь… Значит, побегать до обеда не удастся… Восемьдесят восемь… — Держать спину прямо!.. Восемьдесят девять…

— Гамбургеры и смарт-доги в холодильнике, — продолжала Кэти, — тебе остается только сделать салат и замариновать баклажаны и перцы. Возьми хорошее оливковое масло. Ну, вроде все. Эрон, слушайся папу и будь хорошим мальчиком. Мама тебя очень любит. Пока.

Девяносто один… У него уже дрожали руки… Девяносто два… Черт, так хотелось побегать до обеда… Девяносто три… Проклятые ветераны!.. Девяносто четыре… Смарт-доги… Что за идиотское название?.. Девяносто шесть… Наверное, когда поколение Эрона подрастет… девяносто семь… оно не скажет спасибо за то, что вместо нормальных хот-догов их кормили какой-то вегетарианской мутью… Девяносто восемь… Осталось всего два… Девяносто девять… Вот оно… Сто… Все!

Тодд вскочил с пола, чувствуя, как разогнавшаяся кровь весело бежит по жилам и все тело будто поет. Отжимания — три захода по сто — всегда действовали на него подобным чудесным образом. В жизни, конечно, есть много вещей, которые напрягают. Вот, например, когда Кэти задерживается на работе и сбивает ему режим. А потом приходит усталая и чувствует себя виноватой перед сыном, которого не видела целый день, и срывает это на Тодде, будто все дело в нем. Наверное, отчасти так и есть, но только что толку постоянно напоминать об этом?

К счастью, в жизни есть и такие вещи, от которых делается легко и радостно. Например, долгие и ленивые летние дни, когда можно ничего не делать, а просто валяться с Эроном у бассейна в окружении молодых мам в купальниках. Или вот это ощущение приятной усталости и боли в мускулах после отжиманий. Или то, как тебя зовет из детской только что проснувшийся ребенок, который ни минуты не может обходиться без тебя и пока не стесняется признаться в этом.

— Слышу, малыш! Уже иду.

* * *

По утрам Эрон, как правило, просыпался веселым, улыбчивым и полным щенячьей энергии. Обязательный дневной сон, однако, действовал на него совсем иным образом. Он выходил из спальни непроснувшимся и хмурым, со смешно сбившимся на бок шутовским колпаком с бубенчиками и набухшим памперсом, свисающим до самых колен. Даже самый невинный вопрос вроде «Хочешь кушать?» мог вызвать приступ истерических рыданий или гнева. После нескольких месяцев проб и ошибок Тодд пришел к выводу, что в такие моменты лучше оставить сына в покое и помалкивать. Не говоря ни слова, он посадил мистера Мизантропа на высокий стульчик, вручил ему чашку с молоком и шоколадный батончик и засунул в проигрыватель диск с записью живого концерта Раффи.

Пока Эрон ел и постепенно просыпался, Тодд занялся приготовлением обеда. Он сполоснул и высушил бумажным полотенцем пучок латука и тщательно перемешал в миске салатную заправку. Потом достал пластиковую доску и начал нарезать баклажаны и перцы на дольки.