Маленькая книга жизни и смерти - [36]

И я нахожу, что мало смысла говорить, что одно из них зависит от другого. Что моё нефизическое сознание здесь имеет в качестве основания тот физический мир. Или, наоборот, что тот мир — случайность, нечаянная и ненужная забава или проекция этого Сознания, которое расположено здесь, в его сердце. Они образуют единое целое, они представлены вместе и не подаются отдельно. Я не столько понимаю это или верю этому, сколько вижу это. Например, я ВИЖУ, прямо сейчас, что эта Пустота здесь есть эти очертания и эти цвета, эта страница и эти руки, — а не содержит их.

Другими словами, как настаивает дзэн, форма есть пустота и пустота есть форма, Нирвана — не что иное, как Сансара, Лотос Просветления един с Болотом Заблуждений, которое есть его среда обитания. Каждый раз, когда я превозношу одного из этой пары за счёт другого, я попадаю в беду, и мой враг Смерть приобретает надо мной власть — Бог не существует без своего мира так же, как мир не существует без Него. Но когда я воспринимаю — когда я сознательно переживаю — их абсолютное единство, я обнимаю Смерть как своего друга. Даже для Бога — особенно для Бога, — как говорится в пословице, всегда что-нибудь найдётся. Святая, но и радостная истина в том, что Он не может обойтись без каждой вещи. Но это слишком мягко выражаясь. Уолту Уитмену удалось лучше:

Странный и трудный, но истинный знаю я парадокс:

Предметы громадные и не видная глазу душа есть одно.

Мир после смерти

Не воображайте, что воскресение — иллюзия. Это не иллюзия, это истина.

Воскресение — это откровение о том, что есть, трансформация вещей, переход в новизну.

Почему бы не увидеть себя уже воскресшими?

«Трактат о Воскресении» (III век)

Какая же тогда жизнь «по ту сторону»?

Я не знаю, какая она. Я точно знаю, что она собой представляет!

Заглядывая внутрь сейчас и не находя здесь ни малейшего следа жизни, а находя лишь Пустоту, в которой нет даже пылинки, я не могу быть более мёртвым. И всё же, заглядывая снова, я вижу, что не могу быть более полным жизни. Это Пространство какое угодно, только не пустое. Не заполненный никакой собственной жизнью, я сразу наполняюсь жизнью других, мира. Что это может быть, если не истинная жизнь в воскресении? Всё это — эта бесконечно богатая, цветная, шумная, полная событий, постоянно меняющаяся, всегда новая и непредсказуемая сцена передо мной, просто такая, какая она есть, — ЭТО жизнь после смерти! Что виделось таким загадочным и смутным, что казалось спрятанным «за завесой», было на самом деле скрыто лишь благодаря своей чрезмерной очевидности! Это как раз то, что нужно! Именно так и можно быть посмертным.

Я говорю не о своём выживании, не о своём безопасном прохождении сквозь смерть с целью возобновить жизнь с того места, где она была прервана.

Отнюдь нет. Нет «переходящих остатков», нет переправ для пересечения реки Смерти, и её нельзя переплыть. Я утонул. Эта жизнь на дальнем берегу есть совершенно новая жизнь, божественная жизнь.

Здесь настойчиво возникают два вопроса:

1. Действительно ли это будет посмертной, истинной жизнью после смерти и пребыванием на самих Небесах? Или это то, что думает большинство людей, — просто способ прожить свою жизнь в свете её конца, и никак не полное погружение в смерть и не переход на ту сторону? Разве на самом деле такие «смерть» и «воскресение» не слишком легки, чтобы быть правдой? Скорее фигура речи, чем нечто реальное?

2. Второй вопрос: если это действительно нечто реальное, истинная жизнь после смерти, то что в ней так непохоже на жизнь до смерти, что в ней такою особенного, такого божественного? Пока я не увижу каких-то поразительных отличий — каких-то радикальных улучшений старой жизни перед смертью, — я не смогу полностью отделаться от чувства, что речь идёт о двух способах говорить и вести себя, а не о двух царствах бытия, разделяемых смертью. Иными словами, мне бы надо убедиться, что простой разворот стрелы моего внимания на 180°, из положения «прямо наружу» в положение «прямо внутрь», достаточен, чтобы мгновенно меня доставить из одной жизни в другую. Оружие не выглядит таким уж смертельным.

В данной главе рассматриваются эти два вопроса. Местами, по причинам краткости и ясности, это будет выглядеть так, как будто я говорю вам о вас. На самом деле, я говорю вам о себе, в случае, если мы окажемся похожими. Я не могу повторять это слишком часто: вы — единственный авторитет в том, что значит быть вами. Никто другой не компетентен судить об этом.

Итак, первый вопрос такой: то, что я называю переживанием смерти в настоящем (ПСН), — а именно моё видение прямо сейчас, что ни частичка меня не выживает прямо здесь, — можно ли это переживание вообще сравнивать с моей смертью в обычном смысле? Так ли оно радикально, так глубоко, так реально, как та другая, очевидная внешне, публичная смерть, которая ожидает меня в ближайшем будущем?

Поживём — увидим, напрашивается ответ. Но тем временем у меня появляется достаточно широкий ассортимент ключей к ответу, когда я сравниваю это моё переживание смерти в настоящем (ПСН) с богатством известных нам предсмертных переживаний (ПСП) людей, побывавших на грани смерти (или настолько за гранью, что их объявляли клинически мёртвыми), но, тем не менее, вернувшихся назад, чтобы рассказать свою историю. Их история настолько последовательна, что от неё нельзя отмахнуться как от сновидения или фальшивки, как от не проливающей никакого света на природу смерти. И если эта история, в общем и целом, согласуется с моей собственной — если ПСП согласуются с ПСН, — тогда это подтверждает моё заключение, что та смерть, которой я намеренно умираю сейчас, по крайней мере так же радикальна, глубока и реальна, как и та смерть, которой я скоро должен буду умереть.