Маленькая книга жизни и смерти - [35]

Какой у нас здесь шатающийся фундамент, зиждущийся на трясине, как ненаучна, «мистична» и даже тщеславна эта псевдотеория происхождения сознания! И как надёжен и разумен более скромный взгляд, что мы, люди, отнюдь не так уж исключительны, что наша собственная Природа — истинный образец всеобщей Природы, что мы — наш ключ к остальному, что Пустота или Чистый Свет, который есть наше глубочайшее и вневременное (и всё же охватывающее время) Осознание, — это Единая Неделимая Пустота, которая есть реальность или внутренняя история всех существ во времени и пространстве — независимо от того, насколько незначителен их космический статус и насколько ограничен их кругозор. В Центре каждое из них — навеки бессмертно.

С самого начала внутренняя история — субстанция и реальность — всех вещей, от самых «инертных» и примитивных до самых «живых» и развитых, всегда была одной и той же Не-вещью, одной и той же Не-историей, этой Осознающей Пустотой, которая есть Вместилище и Источник вещей. (Если что-то действительно не появилось на раннем этапе эволюционной истории, так это представление о том, что сознание не возникает на ранних этапах!) Всё, что произошло, — века выявили, и будут продолжать выявлять, её неистощимый потенциал. Отсюда изумительно красивая драма органической эволюции, открытая Дарвином и его последователями.

И снова всё становится ясно, когда мы чётко разделяем два совершенно различных значения, скрытых в термине ум или сознание, — спутанная масса постоянно меняющихся переживаний во времени, с одной стороны, и вневременный, простой, никогда не меняющийся, единый Испытывающий их — с другой. Я имею первые, Я ЕСМЬ последний. И так же, как Я ЕСМЬ ЗДЕСЬ взрывается, чтобы вобрать в себя всё, что есть там, — и Север и Юг, и верх и низ, — так же Я ЕСМЬ СЕЙЧАС взрывается, чтобы вобрать всё, что есть тогда, — и прошлое и будущее, и первые страницы истории мира и последние.

10. Нетленный субъект

Всё равно, этот взрыв осознания, исходящий из моего Центра, бессилен потревожить, того менее опровергнуть, хоть одно из бесчисленных доказательств моей смертной природы, обступивших меня. Наоборот, он освещает тот факт, что всё, что я заключаю в себе, всё, что относится ко мне, недолговечно — или обречено, или умирает, или мертво.

Позвольте мне напомнить себе, о ком я говорю. Что это за «я», которое живёт и умирает? Ранее в этом исследовании я обнаружил, что я на удивление гибок, приспособляем к каждому случаю, когда он возникает. Я представлен во множестве упаковок различного размера и в разной обёртке. В частности:

1. Существует будничная, привычная версия меня: тот, чьё описание и фотография фигурируют в моём паспорте, тот, кто немигающе уставился на меня из зеркал, тот, кого другие люди и их камеры находят в метре или двух отсюда. Максимум я бы дал этому человеческому воплощению меня ещё несколько лет.

2. За пределами него расположены всё более далёкие и более всеохватные аспекты меня — такие как мой дом, моя страна, мой биологический вид, моя планета. Хотя эти надчеловеческие воплощения продлевают мою жизнь за пределы могилы, это только на время. Даже моя звезда и галактика не могут сделать ничего больше, чем отсрочить чёрный день. Даже тело моей вселенной тленно. Что началось, то закончится.

3. Далее существуют гораздо более близкие, менее всеохватные подчеловеческие воплощения, которые являются формой, принимаемой мной при всё более и более близком рассмотрении, и которые так же жизненно необходимы для меня, как и все остальные. Они тоже поразительно смертны. Я не знаю, сколькими клеточными смертями я умер с тех пор, как начал писать это предложение. Что касается моего атома, одно круговое путешествие его движущихся по орбите электронов знаменует его невообразимо краткий срок жизни.

4. Наконец, существует Центральный Регистратор всех этих рождений и смертей; также известный как Безвременный Инспектор или Картограф мира времени, со всей его градацией масштаба, расстояния и долговечности; также известный как Первое Лицо Единственного Числа, которое, будучи избавленным от каждой принадлежащей ему смертной вещи, способно принять на себя все те микрокосмы третьего лица; также известный как неподвижная Ступица Колеса Жизни и Смерти, включая все его колёсики внутри колёсиков.

Итак, подведём итог: с одной стороны, как (4), как это метафизическое Обнажённое Бытие или Не-вещь-но-Осознание здесь, в моём Центре, я неизменен, безвременен, бессмертен. С другой стороны, как (1), (2), (3), как столь богато одетый, как столь впечатляюще воплощённый и наполненный до краёв всеми теми последовательностями «физических» вещей снаружи на моей периферии, я полон времени, постоянно гибну и возрождаюсь, постоянно меняюсь — беспрестанно, необычайно. Нельзя не прийти в восхищение от этой колоссальной, неистощимой напористости. (Тест VII «Прощаемся со смертностью», ясно даёт мне всё это понять.)

Я нахожу, что бессмысленно рассматривать одну из этих ипостасей, или Центр, или Периферию — как реальную, а другую как нереальную: или же как нечто менее реальное и фундаментальное, менее истинное Я, чем другое. Я не знаю, на каких основаниях можно вынести такое суждение, или как его можно проверить, или что оно может значить.