Маледикт - [187]

Джилли отдернул руку, до крови ободрав костяшки пальцев. Он не станет делить с Ани ни свою ненависть, ни свою боль; он не позволит исказить и исковеркать свой разум, как случилось с Маледиктом.

Джилли слизнул кровь с раны и медленно обернулся, ища в комнате следы присутствия Маледикта. Оно казалось таким явным; эти стены будто хранили запах Маледикта; его тепло оставалось здесь, где торчал из матраца его меч, где он сам не был никогда в жизни. Все это навеяло грустные размышления о том, что призрак Маледикта действительно являлся Янусу, как утверждал мальчик. Янус заслужил это — и все же Джилли хотел бы…

Снаружи заржал его конь, и Джилли выбежал на крыльцо. При его появлении мальчик поднял голову.

— Вы видели призрака?

— Нет, — ответил Джилли. — Я ничего не видел. — Джилли остановился в нерешительности. Мальчик глянул на других детей, что играли чуть поодаль, и понизил голос:

— Я точно знаю, что вы хотите увидеть на самом деле.

— И что же? — полюбопытствовал Джилли.

— Место, где они откопали тело убийцы. Покажу за две луны.

Джилли прикрыл глаза. Хотел ли он в самом деле увидеть это место? Сердце разрывалось от боли: покончи со всем, посмотри — и уезжай прочь. Но прикосновение к мечу разбудило дремавший в нем гнев, приподняло завесу оцепенения, за которой он прятался в последнее время. Джилли желал оставить здесь свой след, последнее послание Янусу, которое будет уязвлять и терзать его.

— Одна луна, — проговорил Джилли, вспоминая, как когда-то торговался с Маледиктом, — и новый куплет к вашей считалочке.

Дети подошли ближе.

— Вы знаете эту песенку?

— Все куплеты наизусть, — ответил Джилли. — И еще конец — настоящий, а не тот, что вы распеваете.

— Какой конец? — потребовал мальчик. — Если он хороший, я покажу вам могилу.

Девочки опустили скакалку и начали ее раскручивать. Маленький мальчик приготовился прыгать, и Джилли пропел свои строки.

Маледикт смерть своей страстью снискал,

Веря, когда его избранный лгал;

Сколько лжи скрыл голубых глаз металл?

Раз, два, три…

Дети подхватили куплет, начали подпевать, закрепляя ритмичные строки в памяти. Слова полетят, думал Джилли, из уст в уста. И не минуют даже дворца. Джилли слабо улыбнулся.

Мальчик, державший под уздцы коня, задумчиво наблюдал за своими приятелями.

— Но что это значит?

— Это значит, что у любой истории две стороны. Даже у этой, — объяснил Джилли. — Покажешь мне могилу?

Привязав коня к столбу у ворот, мальчик поманил Джилли за собой в тенистый сад. Могила оказалась неподалеку от изгиба подъездной аллеи, под сенью деревьев; она была видна из окон спальни Януса. Уголки губ Джилли уныло опустились. Даже мертвого Маледикта Янус не желал выпускать из виду. Памятный камень валялся там же, брошенный в грязи. Мальчик дошел до границы тени, отбрасываемой деревьями, и остановился, боясь подступить ближе. Остаток пути Джилли проделал в одиночестве.

Он дотронулся до камня. Обыкновенный кусок базальта с высеченным на нем именем; время нанесло на него узор, отдаленно напоминающий птичье оперение.

— Хотел бы я взять с собой в плаванье тебя, а не воспоминания о тебе, — хрипло проговорил Джилли. — Я всегда надеялся, что ты поедешь со мной. — Этого было недостаточно. Словно алтарь, камень требовал приношений.

Порывшись в карманах, Джилли нашел билет, обеспечивающий койку на борту «Вирги», и огрызок карандаша. По некотором размышлении он решился доверить бумаге те слова, что так и не успел сказать. Свернув квиток, он подложил его под основание камня.

Лошадь беспокойно перебирала копытами. Дети запели считалочку с самого начала. Джилли обернулся и поднял взгляд к окну спальни. В окне мелькнула легчайшая тень. Притворившись, можно было поверить, что эта тень — бледное лицо с темными глазами, но мысль о том, что Маледикт привязан к Янусу даже в смерти, удручила Джилли еще больше. Он отвернулся. Отвязал свою лошадь, вскочил в седло и поехал прочь, оставив детей потихоньку, чтобы не ругали взрослые, разучивать новый куплет.

* * *

Джилли вернул лошадь трактирщику и поинтересовался, когда будет следующий дилижанс до города. Услышав, что придется подождать до утра, он решил не снимать номер: ему не хотелось оставаться в одиночестве. Так что Джилли допоздна засиделся в общей зале, а потом растянулся на скамье во дворе, среди тех, кому не хватало денег на комнату или просто жалко было платить за постой.

Его разбудило цоканье лошадиных копыт. Камзол пропитался утренней росой и застыл от морозца. Джилли потянулся, глядя сквозь рассветную дымку на своих попутчиков. Люди медленно собирались, выманиваемые из дверей трактира или из простирающихся вокруг полей звяканьем сбруи и перестуком копыт. Кучер с мальчишками-подручными распрягли старую упряжку и привели свежих лошадей, чтобы довершить путешествие в город. Самый младший из возничих потихоньку прошмыгнул в трактир. Джилли заметил, как он выпрашивает у трактирщика кусок хлеба, и снова переключил внимание на дилижанс, устремляя взгляд в будущее и стараясь не оглядываться на прошлое.

Рядом ждало путешествия семейство: малыш топал ножками и хныкал, пока юная мать не взяла его на руки. Отец, тоже очень молодой человек, учитель или служащий, стоял неподвижно — наверно, неловко чувствовал себя в сияющем новом камзоле. Двое молодых людей, одетые, как знатные господа, обсуждали стоимость поездки. Джилли подозревал, что они ударились в бурное веселье в деревне, а может быть, проигрались в пух и прах, и теперь им едва хватало денег на карманные расходы. Возможно, случившееся послужит им уроком, возможно, нет. Джилли их судьба не волновала.