Мальчишки в бескозырках - [32]

После обеда я попросил боцмана лодки главного старшину Пронина рассказать, как был потоплен вражеский транспорт в Аландском море.

— Дело было так, — присел главстаршина на разножку, — в том походе на Балтике в середине сентября установилась штилевая погода. В таких условиях даже на минуту было опасно поднимать перископ; след от него на поверхности хорошо виден.

Стояло раннее утро. Вдруг на горизонте появились вражеские самолеты. Летчики внимательно всматривались в пронизанную солнечными лучами воду, ища подводные лодки. Ведь лодка, если она идет на небольшой глубине, с высоты хорошо видна. Мы погрузились поглубже, изредка подвсплывая, чтобы командир мог взглянуть на горизонт. Появление самолетов говорило о том, что вот-вот может показаться конвой. И он появился в составе четырех транспортов и нескольких сторожевиков. По отсекам разнеслось: «Боевая тревога! Торпедная атака!»

Мы разбежались по боевым постам. От четкости каждого из нас — и электрика, и рулевого, и торпедиста — зависел успех атаки. Сам я расписан на горизонтальных рулях. Управлять ими не просто. После выхода торпед из аппаратов нужно суметь удержать лодку на прежней глубине. Ведь лодка после выхода, скажем двух торпед, становится легче сразу на несколько тонн. За счет этого в первое мгновение, пока забортная вода заполняет аппараты, возникает положительная плавучесть, и лодка может выскочить на поверхность. Такие случаи иногда бывали. Тут фашист может запросто протаранить корпус лодки своим килем.

— А куда потом девается вода из аппаратов? — перебил я боцмана.

— Воду потом удаляем в специальную торпедозаместительную цистерну и заряжаем аппарат запасной торпедой. Но слушай дальше. Наш командир решил пересечь курс конвоя, чтобы атаковать с близкой дистанции, наверняка. Двигаясь под перископом но солнечной дорожке, лодка осталась незамеченной, солнце слепило глаза вражеских наблюдателей. Тут раздалась команда командира:

— Аппараты товсь!

Все затаили дыхание.

— Пли!

Вздрогнула под ногами палуба. Это значит — торпеды вышли из аппаратов и устремились к цели. Через несколько секунд раздались звуки взрывов. Позже мы узнали, что потопили крупный транспорт, шедший в Германию с важным грузом.

Сразу же после атаки фашистские корабли как саранча кинулись в нашу сторону. Тут и там начали рваться глубинные бомбы. Некоторые рвались рядом с лодкой. От близких взрывов она подпрыгивала, как мячик. Кое-где через сальники и швы внутрь корпуса стала проникать вода. А корабли все продолжали кружиться над лодкой. Все, что могло шуметь в отсеках, было отключено. Работали только электродвигатели, да и то их включали тогда, когда рвались глубинные бомбы.

Оторвались мы от немецких сторожевиков часа через три. И все это время наш командир искусно маневрировал в кипящей от взрывов пучине. Наконец бомбежка прекратилась, стихли винты вражеских кораблей. Выждав некоторое время, мы всплыли, и, пока заряжали батарею, матросы по очереди вылезали в ограждение рубки подышать свежим воздухом. После боя воздух казался особенно сладким и чистым. Ну, а потом потопали домой…

— Товарищ боцман, капитан третьего ранга, с которым я здоровался на лодке, это и есть Кабо?

— Нет, прежний наш командир недавно пошел на повышение. А это новый — капитан третьего ранга Ветчинкин. Мы с ним в поход впервые пойдем.

— Красивая у вас лодка, выглядит, как новая.

— Красивая, говоришь? Ты бы посмотрел на нее, когда мы из похода возвращаемся. Краска облуплена, корпус покрыт ржавчиной, вмятины от глубинных бомб… Это мы сейчас ее, родную, всю выдраили и выкрасили, в поход готовимся. И вообще-то, я должен тебя немного разочаровать. Жизнь моряка, да еще подводника, красива только с берега. А в море это постоянная опасность и напряженный труд. Одно форсирование минных заграждений и противолодочных сетей чего стоит. Сидишь в отсеке и прислушиваешься, как по левому борту или по правому скрежещет минреп о корпус.

— А что такое минреп?

— Ну, это стальной такой трос, который удерживает мину на якоре. Если минреп за что-то на лодке зацепится, сразу же подтянется к борту и мина. Расколется склянка с кислотой в рогульке, замкнется цепь взрывателя — и, как говорится, будь здоров, в смысле наоборот. Вот почему так и вслушиваешься в этот скрежет. Иногда кажется, что чья-то огромная рука ощупывает наружную обшивку лодки, скребется в задраенные люки. Должен тебе сказать, что при таких звуках кровь в жилах стынет, ведь смерть — вот она, рядом. Тут уж все зависит от искусства командира. То стоп даст, то руль чуть вправо или влево. Лодка медленно движется вперед, и вот уже минреп отполз куда-то на корму. Дыхание, брат, от напряжения перехватывает, весь по́том покроешься, пока пройдешь минное поле. Мечтаешь только об одном: чтобы минреп не зацепился за кормовые рули глубины или винты. Зато как продерешься сквозь минные заросли, так будто заново родишься, никакой бой не страшен.

Фашисты, боясь наших лодок в Балтийском море, буквально напичкали залив минами; плавали они там, как клецки в супе. Да еще стальные сети повесили — до самого дна.

Боцман задумался, потом потянул пустую трубку, улыбнулся и сказал: