Мальчишки в бескозырках - [29]

Это был незабываемый салют! Кроме выделенных орудий стреляло все, что могло стрелять. Били зенитки, установленные в скверах и садах, стреляли счетверенные пулеметы на крышах домов, палили солдаты и офицеры — из винтовок, автоматов, пистолетов. Так уж получилось, что большой праздник ленинградцев — снятие блокады — совпал с моим днем рождения. И теперь каждый год 27 января в Ленинграде гремит салют. Так что праздник у меня двойной.

30 января в «Ленинградской правде» было опубликовано постановление исполкома Ленгорсовета «Об отмене ограничении, установленных в связи с вражескими артиллерийскими обстрелами города Ленинграда». Сбылась общая мечта — город вздохнул полной грудью.

Наступление наших войск успешно продолжалось. В этом наступлении в боях за город Лугу погиб мой отец.

Гибель отца меня потрясла. Я, как сейчас, вижу его, одетого в строгую военную форму, с браунингом на ремне: отец долгие годы служил в охране Дворца культуры имени Горького. Вспоминаю, как он сажал меня на раму велосипеда и мы ехали к Нарвским воротам к нему на работу. Отец был по характеру очень жизнерадостным, веселым человеком. И маме и мне с ним было очень хороню. Как-то перед войной мы втроем ездили в Петергоф. Я был одет в новенький белый матросский костюмчик. Желая поймать в заливе рыбку, поскользнувшись на камешке, упал в воду. Естественно, что я перепачкал и замочил свои костюм, и из белого он превратился в серый. Я уже был готов к тому, что получу взбучку от матери. Но отец и тут остался верен себе.

— Ну что ж, мать, — сказал он улыбаясь, — видно, сына тянет в море, быть ему моряком.

И вот его нет. И никогда больше не будет.

Дома у меня висит большая фотография отца. На ней он снят до войны в военной форме. И многие, бывая у меня дома, говорят, какой я на фотографии молодой. Да, я стал уже значительно старше своего отца. А он навечно остался молодым. И меня путают с отцом на фотографии.

Мать, убитая горем, приехала в штаб полка и стала просить поберечь меня, так как, кроме сына, у нее теперь никого больше не было. Меня вызвал командир полка и сказал, что есть решение направить меня в суворовское училище. Возразить было нечего. Единственное, о чем я попросил, так это разрешить мне побыть до начала учебного года с матерью дома. Просьбу мою уважили. Выдали мне направление в суворовское училище и все необходимые документы.

С грустью покидал я полк. Я понимал, что на этом мое участие в Великой Отечественной войне заканчивалось. Однако расстаться с армией я уже не мог. Без громких слов решил посвятить всю свою жизнь воинской службе. Но для того чтобы стать профессиональным военным — офицером, нужно было по-настоящему учиться.

Прибыл я на улицу Халтурина, где шел прием в суворовское училище. Предъявил все документы, но, к моему разочарованию, мне сообщили, что суворовских училищ в Ленинграде нет и поэтому надо ехать в другой город. Что делать? Уезжать из Ленинграда я не хотел, да и маму после гибели отца оставлять одну было нельзя. Я попросил разрешения подумать. Уехал домой.

С кем посоветоваться? И здесь мне неожиданно помог один флотский офицер. У мамы в то время жила ее знакомая, которая работала официанткой в столовой подплава. Она-то и познакомила меня с несколькими офицерами-подводниками, среди которых был командир БЧ-5 подводной лодки «Щ-309» старший лейтенант Базлов Дмитрий Филиппович. За короткое время я очень сдружился с Базловым и называл его дядей Димой.

Узнав, в чем дело, Дмитрий Филиппович решительно мне заявил, что в суворовское идти не стоит, а нужно становиться флотским офицером. Для начала он решил сводить меня к себе на подводную лодку.

Мама, узнав, что Базлов хочет взять меня с собой, напустилась было на него:

— Что ты, Дима, выдумал? Какая лодка? Дай сыну дома хоть немного побыть. Ему и так скоро в училище, а ты его к себе на лодку тянешь.

— Ну, что вы, Мария Павловна, никуда я его не тяну. Витя сам хочет посмотреть мой корабль. Может, еще моряком решит стать.

Был конец мая 1944 года. Город оделся в свежую зелень. Начались знаменитые ленинградские белые ночи. Регулярно холили трамваи. Никаких обстрелов, никаких бомбежек. Красота!

На трамвае добрались до Литейного моста. Недалеко от него стоял красивый корабль.

— Плавбаза подводных лодок «Полярная звезда», — сказал дядя Дима.

Рядом с ней друг за дружкой жались к берегу несколько подводных лодок. На одной из них развевался гвардейский флаг.

— Вот она, наша красавица! — показал на нее Дмитрий Филиппович.

Лодка действительно была красавицей. Со строгими обводами и широкими булями по бортам. Высокая прямая рубка, закрытая обтекаемым заграждением, впереди которой находилась пушка. Как я позавидовал Дмитрию Филипповичу, что он служит на таком корабле. И не кем-нибудь, а инженером-механиком, или, как правильно назвать — командиром электромеханической боевой части — БЧ-5.

До войны я видел подводные лодки несколько раз, когда они приходили в Неву на парад. А теперь не только увидел, но и вступил на ее палубу.

«Щ-309» была из серии знаменитых в годы войны «Щук». Первое, о чем я спросил матросов на лодке: почему она называется «щукой», а не «карасем», например. Моряки объяснили, что такое название носила первая лодка, или, как они выражались, головная, а от нее стали называть лодки этой серии. Так и пошло: лодка типа «Щуки».