Мальчишки из Нахаловки - [32]

Вскоре после той демонстрации рабочие главных мастерских организовали профсоюз, раньше им это не разрешали, и отца Максима выбрали председателем. Еще его избрали в Совет рабочих депутатов. Спозаранок и до глубокой ночи он просиживал в профсоюзном комитете или в Совете. Максим считал, что теперешняя работа у отца куда легче, чем махать двадцатифунтовой кувалдой. Но отец почему-то осунулся, побледнел.

— Пошли, — прервал его размышления Газис. И ребята разошлись по квартирам оповещать школьников о завтрашних занятиях.

Три воза дров привезли дедушка Кожин и Абдул Валеевич в школу со склада главных мастерских. Так распорядился местком профсоюза. И этих дров теперь должно хватить до теплых дней: весна-то уже не за горами, март кончается.

* * *

На уроке закона божьего случилось происшествие, которое очень подняло Газиса в глазах всего класса.

А дело было так. Батюшка задал какой-то вопрос Кольке Черепанову. Тот встал и молчит. Смотрит со страхом на батюшку, моргает и ничего не говорит. Он вообще-то туповат, а тут еще, наверное, урок не выучил. Батюшка разозлился, схватил Кольку за волосы и начал стукать лбом о парту. И тут вскочил Газис и громко крикнул:

— Не имеете права бить, это вам не старый режим!

— Что, что ты сказал? — задохнулся злобой батюшка, наступая на Газиса. — Это еще что за указчик?

— Я председатель классного комитета.

— Комитета? — У батюшки глаза стали большие. Ха, и тут новая власть. — Он отошел к доске и, сделав вид, что ничего не случилось, продолжил занятия.

После большой перемены должен быть урок Екатерины Ивановны. Вместе с ней пришли батюшка и заведующий школой. Ученики встали. Заведующий кивком головы усадил их, прошел вперед и сказал:

— Абдулажанов, к доске!

Газис вышел и, встав у доски, хмуро уставился в заснеженное окно. Он догадывался, о чем будет разговор, и не ждал от него ничего приятного.

— Ты совершил непристойность и должен публично извиниться перед батюшкой.

— Я ничего нехорошего не сделал.

— Ты так находишь? Он, видите ли, делает замечание взрослому, да еще облаченному в сан священника, и не видит в этом ничего особенного!

— А чего он дерется!

Это вскочил Максим. И класс, будто только и ждавший этого сигнала, загудел.

— Тихо! — закричал на высокой ноте заведующий. — Что за галдеж? Прекратить немедленно!

А Максим запальчиво кричал, и его звонкий голос прорезал шум.

— Сейчас не старый режим, драться нельзя!.Если вы накажете Газиса, мы, весь класс, не будем ходить в школу.

— Что ты сказал? Что ты сказал? — заспешил заведующий к Максиму. Он схватил его за руку, вытащил из-за парты и поставил рядом с Газисом.

— Повтори, что ты сказал.

Класс зашумел еще сильнее.

— Да уймите вы наконец свой класс, — крикнул заведующий Екатерине Ивановне. Она подошла к столу и тихо сказала:

— Дети, успокойтесь. Ну, тихо! — и улыбнулась. Эта улыбка и сняла шум, класс замолк. А Екатерина Ивановна продолжала:

— То, что произошло сегодня в нашем классе, мы разберем без вас, на учительском совете. Думаю, что решим правильно. А сейчас продолжим занятия. Разрешите? — обратилась Екатерина Ивановна к заведующему. Тот удивленно посмотрел на нее и отрубил:

— Хорошо, Абдулажанов и Горин, сегодня в шесть часов вечера придете на учительский совет с родителями.

Найти отца не так просто. Где помещается профсоюзный комитет, Максим знал, но отец не всегда сидел на месте: то в Совете, то в цехах. А домой он приходил поздней ночью либо совсем не ночевал. Но сегодня Максиму повезло, отец пришел обедать. Максим рассказал о происшествии в классе. Когда он сказал, что пригрозил заведующему школой тем, что весь класс не придет на занятия, Василий Васильевич рассмеялся.

— Значит, решил забастовку объявить? Выходит, усвоил приемы классовой борьбы?

Любовь Ивановна сразу же напустилась на сына.

— Ну что мне с тобой делать? Чего ты лезешь, куда не надо?

— Подожди, мать, — сказал Василий Васильевич. — Ребята поступили правильно. Пора кончать в школе со старорежимными порядками.

* * *

На совет ребят не пустили. Сказали, когда надо будет, их позовут. Они пристроились на скамейке у двери кабинета и стали ждать решения своей участи. Из кабинета до них доносились голоса, было слышно, как двигают стулья. Наконец все стихло, и заговорил заведующий.

— Господа… Простите, граждане. Я пригласил вас для того, чтобы обсудить одно чрезвычайное, на мой взгляд, событие. Один из учеников позволил себе сделать замечание батюшке, причем в резкой форме. А другой ученик пригрозил забастовкой. Я полагаю, что подобного рода явления надо пресекать в самом зародыше.

— Позвольте спросить, — это говорил Никита Григорьевич. — По какому случаю ученик сделал батюшке замечание?

— Извините, вы кем приходитесь ученикам? — спросил заведующий.

— Никем. А присутствую здесь как заместитель председателя Совета рабочих депутатов, отвечающий за образование. Повторяю свой вопрос: по какому случаю ученик сделал батюшке замечание?

— Это не так существенно. Ну… батюшка слегка дернул за волосы другого ученика. Это, повторяю, несущественно. Важнее то, что ученик Абдулажанов сделал замечание старшему.

— Нет уж извините, гораздо существеннее как раз то, что батюшка позволил себе рукоприкладство. А это запрещено даже законами царского времени. До революции ребятишки как-то еще терпели побои, а теперь не хотят.