Мальчики Берджессы - [32]

Шрифт
Интервал

– Нет, – Сьюзан помотала головой, – бесплатно.

– Окей?

Вопросительный взгляд больших глаз на секунду скользнул по лицу Сьюзан.

– Окей. – Сьюзан выставила перед собой ладони.

Девушка убрала очки в сумочку.

– Окей. Окей. Спасибо.

Сомалийки быстро перебросились несколькими фразами на своем языке, звучавшем для уха Сьюзан резко и грубо. Дети вертелись у матери под балахоном. Хромая старуха медленно поднялась со стула. Когда они потянулись к выходу, Сьюзан вдруг сообразила, что эта женщина вовсе не стара. Сьюзан не смогла бы объяснить, как именно она это поняла, просто на лице у хромой сомалийки была глубочайшая усталость, которая стерла с него все признаки жизни. Женщина плелась к двери, ни разу не подняв глаза, и на лице ее не было ничего, кроме глубокой, жуткой апатии.

Сьюзан вышла вслед за ними наружу и смотрела, как женщины бредут по торговому центру. «Только не вздумайте над ними смеяться!» – встревоженно подумала она, заметив двух девчонок, глядящих на них во все глаза. В то же время чуждость этих закутанных с ног до головы женщин заставила Сьюзан подавить прерывистый вздох. Лучше бы они ничего не знали о Ширли-Фоллз. Сьюзан с ужасом думала о том, что они могут остаться в ее городе навсегда.

3

Жизнь в Нью-Йорке прекрасна тем, что – при наличии средств – если вам не хочется готовить еду, искать вилку и мыть посуду, то можно этого и не делать. И если вы живете один, но не хотите оставаться наедине с собой – тоже никаких проблем. Боб часто приходил в «Гриль-бар на Девятой улице», садился на табурет, пил пиво, ел чизбургеры, болтал с барменом или рыжим человеком, у которого в прошлом году жена насмерть разбилась на велосипеде. Иногда у рыжего глаза были на мокром месте, иногда он над чем-нибудь смеялся вместе с Бобом, а иногда просто махал рукой вместо приветствия, и Боб понимал, что этим вечером лучше оставить его в покое. Среди завсегдатаев сложилось взаимное понимание; люди рассказывали о себе лишь то, что хотели, весьма немногое. Говорили о политических скандалах, о спорте и только иногда – очень редко – о чем-то глубоко личном. Боб в подробностях знал, как именно женщина погибла на велосипедной прогулке, но не знал, как зовут рыжего вдовца. Никто не выразил удивления, когда Боб начал приходить в бар один, без Сары. Здесь люди находили именно то, в чем нуждались, – тихую гавань.

Этим вечером бар был набит почти под завязку. Бармен указал на свободный табурет, и Боб втиснулся между двумя посетителями. Рыжий сидел чуть дальше, он кивнул Бобу в большое зеркало за барной стойкой. По телевизору с выключенным звуком шли новости. Ожидая, пока бармен нальет пиво, Боб поднял глаза на экран и почти вздрогнул, увидев широкое непроницаемое лицо Джерри О’Хейра рядом с фотографией улыбающегося Зака. Субтитры бежали слишком быстро, Боб успел прочесть лишь «выразил надежду… не повторится» и потом «привлекло внимание… превосходства белых».

– Безумный мир, – глядя на телевизор, произнес пожилой сосед Боба. – Все сошли с ума.

– Эй, тупица! – услышал Боб за спиной и обернулся.

Вошли Джим с Хелен; Хелен усаживалась за столик у окна. Даже в полумраке бара было заметно, как они загорели. Боб слез с табурета и поспешил к ним.

– Видели, что по телевизору? – Боб ткнул пальцем в экран. – Как дела? Когда вернулись? Хорошо отдохнули?

– Прекрасно отдохнули, Бобби. – Хелен открыла меню. – Что здесь вкусного?

– Тут все вкусное.

– А рыба как, внушает доверие?

– Ну да, вполне.

– Я буду гамбургер. – Хелен захлопнула меню, поежилась и потерла ладони одну о другую. – С тех пор как мы вернулись, все время мерзну.

Боб подвинул стул и сел.

– Не волнуйтесь, я ненадолго.

– Уж надеюсь, – ответил Джим. – Я бы хотел поужинать с женой.

Боб подумал, что такой загар посреди зимы выглядит странно.

– Про Зака только что в новостях говорили.

– Плохо. – Джим пожал плечами. – Но Чарли Тиббеттс превосходный адвокат. Знаешь, что он сделал? – Джим раскрыл меню, поглядел в него несколько секунд и отложил. – Чарли взялся за дело сразу после идиотской пресс-конференции, которую устроил О’Хейр, подал ходатайство о запрете передачи информации и об изменении условий освобождения под залог. Сказал, что с его клиентом обращаются несправедливо и предвзято, ни одно мелкое преступление в городе не удостоилось целой пресс-конференции, после чего добавил, что условия залога гласят, что Заку запрещено приближаться к любому сомалийцу. А затем выдал свою коронную фразу, обращаясь к судье: «Я сознаю, что это допущение прискорбно наивно, но ведь все сомалийцы одеваются, выглядят и ведут себя одинаково». Блестяще. Как ты собираешься возвращать нашу машину?

– Джим, позволь брату спокойно провести вечер, а мы с тобой спокойно поужинаем. Вопрос с машиной вы обсудите как-нибудь потом. – Хелен повернулась к официанту: – Пино-нуар, пожалуйста.

– Как дела у Зака? – спросил Боб. – Я пытался узнать у Сьюзан, но она уходит от ответа.

– Ему не нужно будет присутствовать на предъявлении обвинения, которое отложили аж до третьего ноября. Чарли заявил, что его клиент не признает себя виновным, добился, чтобы дело передали в высший суд, и попросил присяжных. Чарли не промах.


Еще от автора Элизабет Страут
И снова Оливия

Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж — воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») — это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее.


Оливия Киттеридж

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella.


Эми и Исабель

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «O: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а уже известный российскому читателю роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулитцеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех, начиная сразу с дебютного романа «Эми и Исабель», который заслужил сравнения с «Лолитой» Набокова и был экранизирован телестудией Опры Уинфри.


Меня зовут Люси Бартон

Люси просыпается в больничной палате и обнаруживает рядом собственную мать. Мать, которую она не видела много лет, которая никогда не была с ней нежна в детстве, которая не могла ее защитить, утешить, сделать ее жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной.Люси хочется начать все с чистого листа. Быть просто Люси Бартон – забыть, как родители били ее и запирали в старом грузовике, забыть, как ее, вечно грязную и оборванную девочку, унижали и дразнили в школе.Но в то же время взрослой Люси – замужней женщине, матери двух дочерей, автору нескольких опубликованных рассказов – так не хватает материнского тепла.И мать ее тоже одинока, и ей тоже, наверное, не хватает душевной близости.


Братья Берджесс

После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему переживает трагедию, им трудно смотреть в глаза окружающим и друг другу. Жизнь братьев складывается по-разному: Джим становится успешным и знаменитым адвокатом. А Боб, скромный и замкнутый, так и остается в тени старшего брата.Проходят годы, и братьям приходится вернуться в родной город, где живут тени прошлого, где с новой силой вспыхивают те страхи, от которых они, казалось бы, смогли убежать.В этом романе, как и в знаменитой «Оливии Киттеридж», Элизабет Страут удалось блестяще показать, сколь глубока человеческая душа и как много в ней того, в чем мы сами боимся себе признаться.


Пребудь со мной

Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а ее роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулицеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех; не стал исключением и роман «Пребудь со мной».


Рекомендуем почитать
Записки. Живой дневник моей прошлой жизни

Данная книга представляет собой сборник рассуждений на различные жизненные темы. В ней через слова (стихи и прозу) выражены чувства, глубокие переживания и эмоции. Это дневник души, в котором описано всё, что обычно скрыто от посторонних. Книга будет интересна людям, которые хотят увидеть реальную жизнь и мысли простого человека. Дочитав «Записки» до конца, каждый сделает свои выводы, каждый поймёт её по-своему, сможет сам прочувствовать один значительный отрезок жизни лирического героя.


Долгая память. Путешествия. Приключения. Возвращения

В сборник «Долгая память» вошли повести и рассказы Елены Зелинской, написанные в разное время, в разном стиле – здесь и заметки паломника, и художественная проза, и гастрономический туризм. Что их объединяет? Честная позиция автора, который называет все своими именами, журналистские подробности и легкая ирония. Придуманные и непридуманные истории часто говорят об одном – о том, что в основе жизни – христианские ценности.


Мистификация

«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».


Насмешка любви

Автор ничего не придумывает, он описывает ту реальность, которая окружает каждого из нас. Его взгляд по-журналистски пристален, но это прозаические произведения. Есть характеры, есть судьбы, есть явления. Сквозная тема настоящего сборника рассказов – поиск смысла человеческого существования в современном мире, беспокойство и тревога за происходящее в душе.


Ирина

Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.


Квон-Кхим-Го

Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.