Мальчик на главную роль - [29]
Он всматривался в меня, и под этим взглядом мне отчего-то стало неловко за свою резкость.
— Я не сочувствия ищу в вас к своему положению. И не о себе рассказываю. Я рассказываю вам про Алёшку, чтобы вы поняли, что за человек он, какое у него сердце, что он со мною, вот таким, живёт. Ведь это я должен бы Алёшку тащить, а получается, что он меня по жизни тащит.
— Если вы это понимаете, то почему не измените своей жизни? — спросил я.
— Хочу изменить. Верьте мне, хочу. Вот и сегодня, как ушёл из гаража, думал: никогда туда не вернусь. А сейчас иначе думаю: может, Андрианов бы меня и пристроил кем-нибудь? Мне ведь только к делу вернуться. Как вы думаете, пристроил бы меня Андрианов?
— Может быть, — неуверенно сказал я.
— Именно может быть! Может быть! — обрадовался Павел Андреевич, упирая на слово «может». — Мне бы дождаться его. За воротами дождаться. А я ушёл. Неправильно сделал. Завтра вернусь. Завтра Тимофеич дежурит, он меня пропустит.
Мы распрощались с Павлом Андреевичем. Я не верил, что завтра у него хватит силы воли забыть пережитое сегодня и снова отправиться в гараж. И я ошибся.
Глава двадцать четвёртая, в которой Михаил Иванович застревает посередине пути
На другой день я работал в монтажной. Едва только на небольшом экране пошли первые кадры плёнки, меня позвали к телефону. Звонили из бюро пропусков:
— Для вас, товарищ Лямин, здесь журналы оставлены.
— Какие журналы? — удивился я.
— «Иностранная литература», номер семь и восемь.
Я вспомнил, что действительно просил своего знакомого принести мне журналы с новым романом Ремарка. Я попросил монтажницу остановить плёнку и спустился в бюро пропусков.
Там на небольшом бархатном диванчике, привалившись к стене, сидел наш шофёр Михаил Иванович.
— Вот, — сказал он, показывая на сердце, — шалит. Отсиживаюсь здесь. Ещё спасибо, ваш… этот… помог, а то бы и до студии не добрался. Застрял бы посерёдке.
— Кто это — наш?
— Ну, вашего актёра-то главного отец. Алёши-то Янкина.
— Алёшин отец? — удивился я. — Где же вы его видели?
— Да около второго таксомоторного. Майор Косичкин меня туда привёз. Знаете вы майора Косичкина? Да тот, который на фильме про орудовцев консультантом был.
Тётя Клава, что работает в камере хранения, подошла к дивану.
— Ты бы, Михаил Иваныч, посидел тихонько, отдышался, помолчал. И про своего Косичкина забудь! Здоровье у тебя уж не то, чтобы про всех помнить.
— Эк ты! Забудь! А если не забывается? Вот как я про тебя могу забыть, если ты у меня, поди, двадцать с лишком лет перед глазами маячишь? То-то же! Я и этого, отца Янкина, как увидел около автопарка — и сразу вспомнил.
— Как же это было? — спросил я.
Михаилу Ивановичу, может, и правда не следовало много говорить, но я знал его хорошо и знал, что если я уйду, то он всё равно расскажет всё тёте Клаве. К тому же в приключении участвовал Павел Андреевич, а он занимал меня не меньше, чем Алёша.
Михаил Иванович достал из кармана жестяной тюбик с валидолом, не торопясь положил под язык таблетку (как видно, не первую) и, распахнув пошире кожаную куртку, начал:
— Если с самого что ни на есть начала, то ехал я из экспедиции. На «лихтвагене». Дорога хорошая, всё нормально. И вот километров за десять — стоп! Загорай среди природы! Я под машину сунулся, так и есть: коробка скоростей полетела! Конец, думаю. Вдруг слышу, кто-то меня тянет. Смотрю: майор Косичкин, а рядом орудовская «Волга». «Что, говорит, Михаил Иванович, застрял?» — «А как же не застрять? Ты посмотри, товарищ Косичкин, в коробку скоростей! И это на новой машине! — говорю. — Которая ещё трёх тысяч не прошла».
Вот ты и представь, как всё дальше было.
Глава двадцать пятая, в которой Лямин узнаёт о дальнейших событиях
— Давно загораешь? — спросил майор Косичкин Михаила Ивановича.
— Загораю-то недавно, но дело плохо. Придётся звонить на студию, пускай присылают аварийку и тянут домой или высылают слесаря с деталями. — И, тяжело вздохнув, Михаил Иванович добавил: — Как ни верти — так или сяк, а день всё равно уйдёт. — Он вытер тряпкой руки и отряхнул брюки. — Вези, майор, к телефону.
Садясь в машину, майор сказал:
— Давай сначала поедем к Андрианову, отсюда не так далеко, а у него в хозяйстве всё есть, и он мужик такой, что поможет.
Так Михаил Иванович вместе с майором появился в том же гараже, откуда днём раньше был изгнан Павел Андреевич. Андрианова не было, и их принял Кривохатько, человек скупой и недобрый. Будь Михаил Иванович один, последовал бы немедленный и категорический отказ. Но его привёз старший инспектор оруда майор Косичкин, с которым Кривохатько ссориться не хотел. Скрепя сердце он распорядился выдать Михаилу Ивановичу нужные детали, взяв с него расписку почему-то в двух экземплярах. Что же касается слесаря, то, разводя руками и низко кланяясь, как церемонный японец, он уверял, что у него нет ни одного свободного человека.
— Ладно, спасибо и за это, — сказал Михаил Иванович. — Всё же будет быстрей, чем ждать, пока поспеет помощь со студии.
Когда машина выезжала из гаража, Михаил Иванович увидел Павла Андреевича Янкина. Сквозь окошко проходной тот пытался разглядеть, на месте ли Тимофеич. Увидев Янкина, Михаил Иванович разом вспомнил, как на его вопрос о том, кто его отец, Алёша ответил, что отец — шофёр и в машинах прекрасно разбирается. «Вот кто мне поможет! — быстро сообразил он. — И не нужен мне никакой Кривохатько».
«Переводчица из „Интуриста“» — первая книга молодой писательницы.К. Михайловская рассказывает о первых самостоятельных шагах только что окончившей институт девушки, Аси Майкиной.Действие в повести развертывается в наши дни. Место действия — Ленинград, затем Москва, куда юная переводчица едет с группой туристов-финнов. В столице Ася встречается с молодым ленинградцем-инженером. Развитие их отношений, раскрывающих два непохожих друг на друга характера, во многом определяет сюжет повести.Своеобразная, малознакомая читателям атмосфера работы переводчика, знакомящего иностранцев с нашей страной, передана в повести увлекательно и живо.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.