«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных - [52]

– Поберегись так шутить с нами! Если завтра ночью ты не уберешь эти письмена, то узнаешь, что значит моя ненависть!

И в то время как она говорила это, лицо ее сделалось настолько страшным, что Томодзо чуть не умер от ужаса.

О-Минэ, жена Томодзо, совершенно ничего не знала о том, что делается, до той самой ночи. Собственно, и ее супруг воспринимал происходящее скорее как ночной кошмар, нежели как реальность. Но именно эта ночь все изменила. О-Минэ пробудилась внезапно и услышала голос женщины, которая говорила с ее мужем. Услышала она только последнюю фразу и даже не разобрала слов. Супруга повернулась к Томодзо, но в свете ночника разглядела только мужа – никакой женщины рядом не было. Он дрожал и побелел от страха. Незнакомка исчезла. Двери крепко заперты. Внутрь никто войти не мог. Но ревность, воспылав, заставила произвести О-Минэ форменный допрос, и… ему пришлось-таки открыться, рассказав, перед какой ужасной дилеммой он очутился.

Подозрительность супруги тут же сменилась страхом. Но О-Минэ не зря слыла женщиной сметливой и практичной. А потому немедленно предложила план: она придумала, как спасти мужа, принеся в жертву хозяина. Она дала Томодзо коварный совет – поторговаться с мертвецами.

Они пришли на следующую ночь – как обычно, в час Быка. И О-Минэ сама теперь услышала перестук приближающихся гэта: каран-корон, каран-корон!.. Томодзо вышел во тьму, чтобы встретить призраков, и даже нашел силы сказать то, что ему подсказала жена:

– Я вызвал ваш гнев, и он справедлив, но у меня и в мыслях не было злить вас. Причина, по которой священные письмена не сняты, заключается в том, что мы с женой живем лишь милостью нашего хозяина, Хагивары-сан. И не можем навредить ему, потому что в таком случае мы навлечем несчастье и на себя. Но если мы получим, скажем, сто золотых рё, мы будем вам очень благодарны, потому что помощи нам ожидать не от кого. Следовательно, если у нас окажется сотня рё, я смогу убрать о-фуда, поскольку в таком случае тревожиться о будущем нам будет уже не нужно.

После того как слуга произнес все это, призраки молча переглянулись. Повисла пауза. Затем О-Ёнэ сказала:

– Я же говорила вам, госпожа, не стоит нам беспокоить этого человека; мы не хотим ему зла. Нет, разумеется, толку страдать из-за господина Хагивары, потому что сердце его к вам переменилось. Потому снова, моя дорогая, разрешите попросить вас не думать о нем больше.

Но О-Цую, зарыдав, отвечала:

– Милая Ёнэ, что бы ни случилось, я просто не могу заставить себя не думать о нем! Ты же сможешь раздобыть сто рё, чтобы о-фуда убрали… Только раз, дорогая Ёнэ, только еще один раз дай мне встретиться с господином Хагиварой – заклинаю тебя!

Она спрятала лицо в рукава и снова громко зарыдала.

– Ах! Как вы можете просить меня о таких вещах? – отвечала О-Ёнэ. – Вы хорошо знаете, что у меня нет денег. Но поскольку вы настаиваете – несмотря на то, что я вам только что сказала, – надеюсь, я как-нибудь раздобуду деньги, чтобы принести завтра ночью… – Затем, повернувшись к вероломному Томодзо, произнесла: – Томодзо, должна тебе сказать еще вот что. Твой хозяин носит теперь на теле мамори – амулет, который называется Кай-Он-Нёрай. И пока он у него есть, приблизиться к этому человеку мы не сможем. Поэтому ты должен сделать так, чтобы амулета у него не было. Как ты это сделаешь, нас не касается, но его быть не должно. Разумеется, о-фуда тоже должен отсутствовать.

Томодзо в ответ пробормотал:

– И это сделаю, если вы только обещаете дать сто рё.

– Ну что ж, госпожа… – сказала О-Ёнэ. – Хотите вы или не хотите – придется подождать до следующей ночи.

– О моя дорогая О-Ёнэ, – всхлипнула в ответ девушка, – значит, нам и в эту ночь не увидеть господина Хагивару и придется опять вернуться ни с чем? Ах, как это жестоко!

X

Минул еще день, наступила ночь, а вместе с ней явились и мертвецы. Но на этот раз у дома Синдзабуро не слышно было горестных причитаний: в час Быка вероломный слуга получил свою награду и удалил свиток со священными письменами. Более того, он сумел украсть и амулет: когда хозяин совершал омовение, он незаметно вытащил из ковчежца золотую статуэтку Будды и заменил ее другой – медной. А золотую закопал в саду в тайном месте. Таким образом, на этот раз ничто не мешало призракам проникнуть в дом самурая. Прикрыв лица рукавами своих кимоно, они воспарили над землей и, подобно легким струям тумана, скользнули внутрь через слуховое оконце – охраняющий его текст с заклинаниями исчез. Что затем произошло в доме, Томодзо было неведомо.

Солнце уже стояло высоко в небе, когда предатель отважился наконец подойти к жилищу хозяина и постучать в дверь. Впервые за долгие годы он не получил отклика, и тишина испугала его. Он снова постучал, и вновь ответом ему было молчание. Затем, уже в сопровождении О-Минэ, он отважился войти в дом, а потом, один, проник в спальню господина. И снова позвал хозяина. И вновь – тщетно. Он распахнул ставни, чтобы стало светлее, но по-прежнему не донеслось ни шороха. Наконец он отважился подойти к ложу самурая и приподнял край москитной сетки. Едва Томодзо заглянул внутрь, как тут же выскочил из дома, крича от страха.