Мальчик, которого стерли - [39]

— Важно признать, чего не хватает в вашей жизни, — говорил сейчас Дэнни Косби из основного преподавательского состава, стоя в середине нашей группы, его волосы цвета соли с перцем освещались сзади сиянием от стеклянной раздвижной двери. У Смида по расписанию не было сегодня занятий, так что Косби занял его место. Косби снова заговорил о необходимости спорта. Косби говорил нам, что недостаток спорта в детстве может привести к изнеженному поведению. Он сказал нам, что он — подходящий человек для этой работы. Исправляющийся алкоголик, который естественным образом пришел к спорту, он был таким же натуралом, как любой мужчина из тех, кого я встречал. Он сказал, что пользовался рабочей этикой, которой выучился, играя в команде, чтобы вытащить себя из алкоголизма — конечно же, все это с Божьей помощью — и его жизнь содержала все необходимое сырье для полного выздоровления. Он никогда не переживал однополых привязанностей (ОПП, согласно ярлыку ЛВД). Он сам никогда не проходил программу ЛВД, так как единственной крупной помехой в его жизни был алкоголизм, и ЛВД наняла его преподавателем, потому что его обширный опыт анонимного алкоголика здесь считали единственной предпосылкой для исцеления любых и всяких форм зависимости. Казалось, он не понимал, почему никто из нас не подчинялся гетеросексуальным импульсам естественным образом, но он готов был нас уговорить. Он был не хуже, если не лучше, любого продавца машин, работавшего у моего отца, хотя я скептически относился к его квалификации. Как мог человек, не ведавший, каково жить с нашим грехом, знать, что требуется, чтобы вытащить нас из него?

— Парни, вот что я вам скажу, — сказал он. Девушек из нашей группы отпустили на отдельную беседу о женственности. — Некоторые из вас не имели возможности дружить с другими мужчинами вашего возраста. — Тень от поперечины раздвижной двери падала на него, будто темная орденская лента. — Некоторые из вас творили себе кумиры из тел других мужчин, потому что у вас недостаточно было физического контакта, когда вы были младше. Может, вы думали, что вам не дается спорт. Может, думали, что вы какие-то не такие.

Дж. сегодня сидел напротив меня. Я пытался не смотреть на него каждый раз, когда Косби говорил о физическом контакте. Он поднял глаза только один раз, и его взгляд был таким холодным, что я задался вопросом: может быть, только в моем воображении раньше мы были связаны? Даже если так, взгляд в его глаза казался чем-то интимным, холодность в отношении меня выявляла нечто такое, что он признал и сразу же скрыл.

— Тут проблема в сильном влиянии ярлыков, — продолжал Косби. — Вы навесили на себя клеймо: мы — те, кто не занимается спортом. К сожалению, мы врастаем в свои ярлыки. Но мы можем из них и вырасти.

Косби внушал мне страх. Он был человеком, большую часть своей взрослой жизни имевшим дело с наркоманами и алкоголиками, человеком, не знавшим разницы между геем и героинщиком. Он употреблял ЛСД, нюхал бензин. Он ограбил магазин. Он прошел все двенадцать ступеней Анонимных алкоголиков. Он написал свое свидетельство об этом, приложив свою улыбающуюся фотографию на «харлее», и слова «Преображенная жизнь» были вписаны рядом от руки. Я понятия не имел, как с ним разговаривать. Несмотря на весь свой стыд и вину, я все еще не мог видеть себя равным наркоману и грабителю. Отец всегда говорил, что можно судить о человеке по тому, как он относится к «низшим», и что тот, кто отказывается разговаривать с кем-то ниже себя, не стоит ни гроша. Но я все еще думал, что я выше всего этого, и беспокоился, что Косби вдруг рассмотрит это сквозь мое лицемерие. Я думал, он уже мог сказать, что я перестал по-настоящему молиться Богу.

— Важно вступить в контакт с этой частью себя, — сказал Косби. — С той мужественной частью, которой вам так долго не хватало.

Белобрысый администратор со стойки регистрации вошел в зал через заднюю дверь, катя перед собой телевизор на передвижной стойке. Я начал уже ненавидеть самодовольную улыбку этого парня, ту, которую я видел каждое утро, когда он рылся в моем имуществе, ища ЛО. Эта улыбка, казалось, говорила: «Я пережил все это, и то, что ты испытываешь — лишь небольшой клочок того, что испытал я». Его улыбка говорила: «Будет только хуже», но без той жалости, которую я видел на лице Смида. Парень был выпущен совсем недавно, его статус экс-гея был подтвержден лишь недавно, и он, казалось, выделил меня, распознал во мне некое упрямство, которое сам он уже оставил позади, какой-то въедливый рационализм, которому было не место в ЛВД.

— Надеюсь, что ты здесь по правильным причинам, — сказал он этим утром, погружая палец в складки моего бумажника. — Потому что если нет…

Это было странно. Когда я смотрел, как он катит телевизор к Косби, я почувствовал странный укол разочарования и понял с изумлением, что мне не хватало Смида. По крайней мере, Смид был со мной терпелив. По крайней мере, в глазах Смида не появлялось отвращение, когда он видел меня. У Косби и белобрысого было общее выражение на лице, которое напоминало мне об осуждающих взглядах друзей и знакомых с той минуты, как они узнавали из сплетен Дэвида, что я гей. Этот взгляд говорил: «Держись подальше от моего ребенка», говорил: «Ты извращенец, ты чудовище, сразу видно, что у тебя трубы не туда проложены».