Мальчик, которого стерли - [35]

Но теперь молодежный пастор говорил мне, что я могу быть сильным, всего лишь если приму дары Божии. Я мог вступить в пространство тайного языка Дэвида, почувствовать вес этих слогов, которые скатывались с моего собственного языка, и наши разделенные тела могли соединиться через единое тело Христово. Одна ослепительная вспышка, и обещание подобной интимности стало для меня всем. Я мог найти там свое истинное вдохновение.

* * *

На втором году брака, когда мама с отцом все еще делили общую спальню, необычайное происшествие стало испытанием их веры в божественную защиту. Мама спала рядом с отцом — телевизор был выключен, комната в темноте, дом затих — когда один из работников с хлопкозавода пробрался в спальню с ножом в руке и залез на холодные простыни. Как и мотивы того человека, что повернул ключ зажигания, заставив отца обжечь лицо и руки, его мотивы так и не прояснились ни для одного из нас. Он двинулся ближе к моей матери и сжал ее ногу, прокрался руками по ее бедрам и прижал лезвие ножа к ее шее, держа ее в заложниках, чтобы она не закричала. Этот человек предполагал, что моего отца там не было. Пикап отца не был припаркован с передней стороны дома, но только потому, что он, по причинам, которые так и не мог объяснить, решил припарковать его с задней стороны. Работник был неосторожен, его желание было слишком сильным, чтобы он мог позволить себе действовать медленно. Когда он скользнул на кровать к моей матери, отец уже доставал двустволку из-под кровати, готовясь застрелить его. «Я не видела его в темноте, — говорила потом мама. — Но я слышала, как щелкнул курок. Это был очень ясный звук».

Мама села в постели, когда холодная, грубая рука человека легла на ее кожу. Как он не почувствовал, что отец лежал рядом с ней? Эта подробность, как многие другие, оставалась тайной. Отец нашел двустволку и в темноте, пока его глаза не привыкли, он выстрелил дуплетом туда, где, как он думал, виднелся силуэт человека, приняв затылок моей матери за его затылок. Мама оказалась прямо на линии огня. Как только человек услышал щелчок курка, он вскочил с кровати, и отец преследовал его по всему дому, пока человек не сумел выскочить через заднюю дверь и исчезнуть где-то в хлопковых полях.

Хотя отец мог опознать незваного гостя, он не мог предложить властям никаких ясных доказательств, и все, что могли сделать мои родители — немедленно уволить этого человека и выписать против него «запрет на приближение». Единственный раз, когда мой отец встретил в городе своего бывшего работника, он сказал: «Еще раз подойдешь к моей жене, и я не просто убью тебя. Я буду мучить тебя так, как ты собирался мучить ее».

Мама не могла больше спать после этого инцидента. Обвиняя в своей бессоннице храп отца, она оставляла телевизор включенным на всю ночь. Когда ей не спалось, она забиралась на мою верхнюю койку. Я слышал ее дыхание, которое замедлялось через несколько минут после того, как она ложилась на простыни. Когда мы вдвоем спали в одной комнате, мир снаружи, казалось, удалялся прочь, и наши страхи вместе с ним. Мы чувствовали себя в безопасности.

— Мы с тобой соседи по койкам, — говорила она.

— Люблю, — говорил я в ответ.

Мой отец, казалось, так и не простил себя за то, что случайно нацелил два ствола в затылок моей матери. Воспитанный в убеждении, что он должен видеть себя защитником семьи, главой хозяйства, он чувствовал, что не справился с этим делом. Один раз он уже не справился с тем, чтобы родился первый ребенок, не смог исцелить те сложности, что дремали в теле моей матери. Он обещал себе, что, если у него еще будет шанс на другого ребенка, то он никогда не допустит, чтобы несчастье пало на его семью. Но он так и не мог предсказать, что случится со всеми нами, едва я покину его дом.

* * *

Через несколько часов после церковной службы я был в комнате Дэвида, и он окунал свой указательный и средний палец в банку с моторным маслом.

— Мы должны защитить себя от греха, — сказал он. Он подошел к окну спальни, встал на стул и ровным слоем размазал масло над металлической рамой. — Мы должны очистить эту комнату от дьявольских сил.

Он снова «заговорил на языках», и это звучало, как поддельный африканский диалект, смешанный с протяжными английскими гласными. Он был в той одежде, которую я так полюбил за последние несколько месяцев, когда видел его в общежитии.

— Хватит, — сказал я, смеясь. Я сидел на верхней ступеньке лестницы койки. — Прекрати.

Я любил его в эту минуту. Любил его волосы на ноге, которые змеились от задней стороны колена до эластичной резинки трусов.

— Может быть, это и не лучшее средство, — сказал он, сходя со стула, — но это действует.

У молодежного пастора в церкви кончилось масло.

— Просто воспользуйтесь этим, — сказал он, отвел нас с Дэвидом из старого здания почты к своей машине, распахнул бардачок и вынул желтую бутылку с квартой моторного масла «Pennzoil». Он пригласил нескольких прихожан помолиться над этой бутылкой, благословить ее умащающей силой Бога.

— Большое спасибо, — сказал Дэвид. — Спасительное средство.

Дэвид снова окунул пальцы в бутылку. Он обошел комнату, игриво наклоняя голову под разными углами, пытаясь решить, что бы еще смазать.