Мальчик, которого стерли - [14]

— Урок Иова в том, что мы никогда не можем знать намерений Божиих по поводу этого мира, — сказал я. — Почему случается что-то плохое? Почему плохое случается с хорошими людьми?

Я обратился к этому отрывку, пытаясь заставить пальцы быть твердыми. Я чувствовал на себе жар двух взглядов — брата Нильсона и отца — но не поднимал глаз. Я листал страницы взад-вперед, надеясь, что нить мыслей вернется ко мне.

— Давай, парень, — сказал брат Нильсон. — Позволь Святому Духу действовать через тебя.

Я глядел на слова, пока они не превратились в бессмысленные значки, пока не поплыли сквозь страницы. Простые, декларативные предложения, которые я готовил прошлым вечером, отказывались вставать на место между изношенными строчками доводов, которые церковь внушала мне три раза в неделю со дня моего рождения.

— Иов был хорошим человеком, — сказал я. — Он не заслуживал того, что на него свалилось. Но друзья его не хотели слушать. Они не…

То, что я пытался сказать, казалось невозможным и слишком сложным, чтобы выразить в словах. Когда в жизни Иова все пошло не так, когда он потерял жену, и двоих детей, и весь свой скот из-за пари между Богом и Сатаной, его друзья думали только об одном: спрашивали, что же он натворил, за что он заслужил наказание Божье. Казалось, у них было одно объяснение: все плохое случается с плохими людьми. Но что происходит, когда хорошее случается с плохими людьми, или наоборот?

Я поднял глаза на вход и увидел, что подъехала Хлоя. Она убрала свои длинные волосы в «конский хвост», ее улыбку прорезали брекеты, которые я много раз использовал как предлог, чтобы положить конец французским поцелуям. Хотя женщины обычно не посещали мужские чтения Библии, Хлоя отличалась некоторым вольнодумством, когда доходило до разделения мужской и женской роли в церкви, считая, что женщины имеют столько же прав быть главой церкви, как и мужчины — правда, говорила мне об этом по секрету. Большинство наших прихожанок, включая мою мать, верили, что Библия ясно назначила мужчин главенствовать в церкви, хотя кое-кто из них начал оспаривать это утверждение. Сейчас, однако, Хлоя осталась снаружи в своей машине, следя за мной в поисках того, чем я обладал, как надеялся отец, как надеялись эти люди: уверенности будущего главы церкви. Патриархальная цепочка переходила напрямую от брата Нильсона к отцу, и наконец — ко мне.

Я чувствовал, как горит лицо. Я захлопнул книгу и уставился в пол.

— Я не…

Плитка уже высохла, и в следах, оставленных резиновыми подошвами людей, осталась тонкая пленка ультрафиолетовой пыли. Пол нужно было помыть. Ряды машин снаружи нуждались в автоматической мойке, пятна воды на отцовском товаре высыхали после ночного дождя.

— Все в порядке, сын, — сказал отец, не поднимая глаз от своей Библии. — Мы можем сделать это как-нибудь в другой раз.

Во рту у меня пересохло, язык придавливал слова, как пресс-папье.

— Я сбился с мысли, — сказал я, отводя взгляд, и поймал отражение нашей группы в заднем стекле «мустанга». Наши фигуры, простертые у выпуклого стекла, напоминали длинный тонкий ободок золотого кольца, разорванного лишь в пространстве между моей правой ногой и подлокотником дивана.

Брат Нильсон открыл свою Библию на другом месте и прочистил горло.

— Все в порядке, — сказал он. — Некоторые из нас не созданы для чтения Писания.

Он заговорил о радостях рая и о жизни вечной.

* * *

Когда я буду сидеть с матерью, отцом и Хлоей через несколько часов в «Timberline», я все еще буду внутри дымиться из-за слов брата Нильсона. Я буду сердито глядеть на гигантскую циркулярную пилу напротив нашего столика и представлять, что она поднимается с шурупа, которым привинчена к стене. Представлять, как она разрезает наш город пополам. Этой ночью мне будет сниться брат Нильсон, стоящий на краю нашей гостиной, которая разламывается посередине и постепенно уплывает от всего остального города, его обвисшие трусы развеваются по ветру, и он не может перепрыгнуть через расширяющуюся трещину, его тело слишком устало и сломлено, он затерян в континентальном дрейфе.

На самом деле друзья Иова не понимали его. Ни Элифас, ни Билдад, ни Зофар. Иов потерял свой скот, свою жену, двух своих прекрасных дочерей — все. Бросок монеты, и все исчезло. Только посредник вроде Илии, младшего из друзей Иова, мог намекнуть на сложность потери Иова.

Хорошая семья, хороший дом, хорошая машина. Для этих людей и для тогдашнего меня это были необходимые элементы, чтобы обеспечить удачу на десятилетия. Неважно, что сейчас мы торговали не скотом, а машинами; неважно, что механику войны, армейские вездеходы, рассекающие пустынные тропы, мы никогда не увидим и не узнаем. В конце истории Бог обеспечит Иова другой женой, другими детьми, новым скотом. Что бы ни случилось — и неважно, насколько мы можем пострадать — если мы будем веровать, Бог вернет нам все, привьет нашу кожу на место, вылепит нам новые тела вместо прежних, уставших до мозга костей.

* * *

Как и прошлой ночью, через плато Озарк шла гроза. «Холодный атмосферный фронт, который прорвется к утру», — сказал синоптик, его среднезападный акцент рубил слова, прежде чем они успевали слиться в южный рокот. «Вы вряд ли это почувствуете», — сказал он, улыбаясь, ореховые глаза вспыхивали в свете софитов.