Мальчик из Брюгге - [14]

— Меестер Ван Эйк! Я видел его… мертвеца… с выколотыми глазами! Он…

Недоуменные складки появились на лбу художника.

— Что ты плетешь? Обычно от тебя никогда не слышишь оправданий. Ты хоть знаешь, который час?

— Клянусь, это правда! Я видел его, действительно видел!

Ван Эйк и Петрус настороженно посмотрели друг на друга. Художник взял из рук мальчика ящичек:

— Для начала спрячем это сокровище. А теперь отдышись и внятно объясни, в чем дело.

Ян возбужденно начал детально описывать свое приключение, стараясь ничего не упустить. Когда он закончил, выражение лица художника изменилось. Из несколько беззаботного оно стало серьезным.

— Решительно… он подходит все ближе… Антверпен, Турне, сегодня уже Брюгге.

Сообразив, что в мастерской стемнело, мэтр попросил:

— Петрус, да зажги же наконец свечи. Ничего не видно.

Молодой человек поспешил зажечь несколько свечей, стоявших в подсвечниках из желтой меди, и заметил:

— И на этот раз — человек из наших… собрат…

Ван Эйк возразил:

— Погоди, дружище! Даже если это и произошло, то ни о чем еще не говорит.

Его голос звучал спокойно, но чувствовалось, что мэтр очень напряжен. Он продолжил:

— Кто может толкнуть кого-то на убийство художников? Если только речь идет о художнике. Зачем?

Петрус, похоже, колебался:

— А… если ответ есть у вас?

— Какая ерунда!

— Мы говорили об этом вчера вечером. Две первые жертвы были вам знакомы. Возможна ли какая-либо связь между ними и вами?

— Разумеется, такая связь существует, и она называется живописью. Вот и все.

Петрус открыл рот, собираясь возразить, но Ван Эйк тут же продолжил:

— Впрочем, если в сознании убийцы установились другие связи, я могу из этого вывести только одно: следующая цель — я.

— Ну что вы… — замялся Петрус. — Это не…

— В любом случае бесполезно строить догадки о том, чего не знаешь. А также, как я заметил, ничто не доказывает, что третьей жертвой является кто-то из наших. — Более непринужденным тоном он проговорил: — Посмотрим-ка лучше, что Ян принес нам от Корнелиса, и не дай Бог, чтобы он что-нибудь разбил при падении.

Ван Эйк поставил ящичек на стол, осторожно открыл и вынул из него десяток многоцветных флакончиков, заткнутых пробковой корой. Взяв один, он протянул его к свету свечи. И тотчас пламя отразилось на стеклянной поверхности, оживив зернистый порядок красивой коричневой охры.

— Полюбуйся, Петрус, качеством этой обожженной сиеннской глины! Оно превосходно. Должен признать, что этот прохвост Корнелис не имеет себе равных в добывании самых лучших красителей.

Он схватил другой флакончик, заискрившийся голубой лазурью.

— Уверен, тебе неизвестно, откуда берется эта чудесная ляпис-лазурь. Она приходит с края света, из мест таких далеких, что туда нужно добираться годами. Бадасхан! По слухам, камень был привезен очень давно одним венецианским купцом по имени Марко Поло. Краска эта прилипает так прочно, что мне хочется думать, будто в ней заключены частицы вечности.

В наступившей тишине Ван Эйк вынул флаконы и поставил их в ряд перед собой: черный цвет, извлеченный из обугленного побега виноградной лозы, темно-красный кварц из Синопа, желтый из Неаполя, розовая глина, аурипигмент…

— Для простых смертных цвет — всего лишь цвет. Мы же, художники, знаем, что в каждом содержится закодированный язык и каждый имеет свою индивидуальность. Ограничить себя одной видимостью — значит, думать, что все шансы наших полотен являются побочными трех основных красок: синей, красной и желтой. Но мы видим, что комбинации, полученные с помощью двух основных красок, не идут ни в какое сравнение с натуральными красителями, щедро предоставляемыми нам природой.

Он умолк, осмысливая свои слова. Однако, судя по всему, ни Петрус, ни Ян по-настоящему и не слушали его. На лице мальчика еще читался страх, пережитый им недавно.

— Мои слова явно вам не по нраву, — заметил Ван Эйк.

— Вы ошибаетесь, — возразил Петрус. — Однако вот-вот начнется комендантский час. А дом Лоренса находится на другом конце города.

— Я понимаю… — Мэтр уложил красители в ящичек и продолжил: — Не задерживайся, уходи… Попасть в руки сержантов патруля — мало удовольствия…

Петрус спешно попрощался и ушел. Ван Эйк убрал последний флакон и пробормотал, словно размышляя вслух:

— Решительно, Брюгге сейчас — неподходящее место для жилья… — Затем он обратился к Яну: — Ты не забыл, что завтра на рассвете мы уезжаем в Гент? Надеюсь, дышится там легче…

ГЛАВА 5

Там были равнины, насыщенные водой, и большие лужи — грозные первопроходцы враждебного моря, изо дня в день старающиеся отомстить несдающимся польдерам[11]. Ряды тополей, уставшие бороться с ветрами. Бесконечно монотонная дорога лентой стелилась к отчаянно плоскому горизонту. Вдобавок ко всему существовало опасение встретиться с выскочившими из укрытий грозными головорезами. Эти разбойники, возглавляемые знаменитым Родриге де Вилландрадо, не только сделали своей вотчиной Шарльё, ставшее их логовом, но вот уже год как обложили настоящим налогом большие города вроде Ньи или Оксонна. Говорили, что к ним примкнули и крестьяне. По новым слухам, герцог, запутавшийся в дипломатических интригах, сначала смотрел на их безобразия сквозь пальцы, но теперь решил бросить войска против этих нарушителей закона. Пока что дороги были безопасны только зимой. И не без причины: они были непроходимыми.