Мальчик из Брюгге - [13]

Ян окинул взглядом причалы, потом снова посмотрел на корабли. Не может быть, чтобы этот мирок когда-нибудь исчез! Вместе с ним умрет Слейс — и Брюгге тоже. Старые моряки, умеющие читать по пене, знали это. Они знали об ужасной язве, день за днем, неделя за неделей разъедающей устье: песчаные наносы. По последним слухам, власти намеревались прорыть канал к Бланкенбергу. Но осуществится ли когда-нибудь этот проект? Несмотря на непрекращающуюся очистку речного дна, некоторые лоцманы очень неохотно соглашались проводить суда в Цвин, а другие предсказывали, что если занос русел песком продолжится, придется подвозить товары к городу на тендерах с мелкой осадкой, а может быть, и на телегах! Чем станет Брюгге без моря? Ян представил порт, занесенный песком, и кладбище галер, навечно увязнувших в песке. Конец света.

Но пока Брюгге и Слейс еще жили. Только сейчас в порту тихо подремывало больше тридцати судов. Маловато, конечно. Бывало, Ян насчитывал их свыше четырехсот. И это только после одного прилива! Но самым радостным событием было прибытие в порт венецианских галер. Как правило, они приходили в начале сентября.

Они возвращаются… По всему побережью стоит колокольный перезвон. На горизонте возникают галеры. Маленькие точки, затерянные в море, растут, становятся уверенными в себе кораблями. Вот они! До них еще несколько кабельтовых, но уже ясно различаются люди, суетящиеся на палубах, изображение льва святого Марка, золотом вышитое на флагах. Флагманский корабль гордо возглавляет флотилию, направляющуюся к Слейсу, трепетно и напряженно ждущему ее, словно женщину. Сколько их? Десять? Пятнадцать? Впрочем, какая разница, поскольку все знают, что содержимое трюмов утолит их мечту на весь год.

Совершив длительное путешествие вдоль берегов Испании, Португалии, Западной Европы, они засыплют город золотом и серебром, зальют кипрскими винами, осыплют сушеными фруктами, покроют финикийскими тканями, венгерской пушниной, хлопком-сырцом и тканями из него, воском, гуммиарабиком, наполнят город волшебными ароматами, щелком и венецианским стеклом, медом из Нарбонна и винами из Гаскони. Пройдут осень и зима, флотилия терпеливо будет ждать благоприятного времени года. И в одно прекрасное утро снимется с якоря, держа курс на Серениссиму. Через год она вернется. Наверняка. А точнее — месяца через два…

Вдруг встрепенувшись, Ян вскочил. Черт побери! Он совсем позабыл зайти к сьеру Корнелису за пигментными красителями, заказанными Ван Эйком. Он бросился к пристани, моля святого Бавона послать ему барку, отплывающую в Брюгге.

* * *

В час, когда мальчик пробегал по улице Слепого осла, заходящее солнце уже огибало шпиль колокольни, клочки тумана кое-где плавали над скользкой мостовой. Стараясь защититься от невидимой угрозы, Ян покрепче прижал к груди ящичек, взятый у Корнелиса, и прибавил шагу; он неосознанно страшился наступающей темноты, ненадежного неба.

Когда Ян подбежал к арке, перекинутой между двумя низкими домами, ему показалось, что в одном из окон вызывающе вырисовывается человеческий силуэт. Ян вздрогнул, и в этот момент его нога наткнулась на что-то. Не удержавшись, он по инерции пролетел вперед и упал на брусчатку, сильно ударившись лбом и едва не потеряв сознание. Ругая себя и все на свете, Ян поднялся, подобрал свой драгоценный ящичек и оглянулся на предмет, о который споткнулся. Сначала он ничего не увидел; на улице уже было темно. Потом он различил ногу, торчащую из штанины из мягкой кожи.

Ян отодвинулся, поднимая взгляд от ноги к пояснице, от торса к лицу. От ужасного зрелища он отпрянул так резко, что чуть снова не упал.

Это было страшное лицо, испугавшееся своей смерти. Мука отражалась в искаженных чертах, но самыми ужасными были глаза. Глаза скелета. Пустота. Выколотые глаза со сгустками спекшейся крови так пристально уставились на Яна, что он почувствовал, как они проникают в душу.

Горло было разрезано от уха до уха. Труп прислонили спиной к стене, и его можно было принять за упившегося пьяницу; руки беспомощно свисали вдоль тела. Казалось, что это один из тюков, потерявшихся в тумане на набережной Слейса. К этой мрачной картине добавлялась одна деталь: рот мертвого мужчины был забит зеленоватым порошком, в котором Ян узнал веронскую глину.

Оцепенев, он не мог отвести глаз от этого зрелища, оно словно загипнотизировало его, повергло в состояние какого-то патологического гипноза. Ян впервые увидел мертвеца. Раньше он думал, что это нечто развлекающее, но мертвый человек наполнил его самыми худшими опасениями. То ли от гула колокола на колокольне, то ли от шарканья сабо, звуки которых приближались со стороны улицы Слепого осла, то ли от проливного дождя, в который превратился моросящий дождик, но Ян вдруг очнулся, нашел силы выпрямиться и помчался со всех ног подальше от мертвеца с выколотыми глазами.

Никогда он так быстро не пробегал расстояние, отделявшее его от улицы Нёв-Сен-Жилль. Оказавшись перед дверью, Ян что есть силы забарабанил в нее кулаками. После бесконечного ожидания дверь открылась. На пороге, уперев руки в бока, в подвязанном фартучке стояла Маргарет. Она смотрела на него со смесью удивления и укора. Ян не дал ей времени вымолвить ни слова, проскользнул мимо, пробежал через вестибюль и, задыхаясь, ворвался в мастерскую. Там он нашел Ван Эйка и Петруса Кристуса.