Мальчик без шпаги - [20]

— А мои ещё там, — кивнул Тимофей на дверь.

— Чё, готовь зад к ременной передаче, как мой батя говорит?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Тимоха.

— Ну-ну, смотри, — скривился напоследок Чирик, которому надо было, чтоб последнее слово было за ним. И слово это должно было настораживать, поддерживая вокруг Чиркова ауру юного бандита.

13

Алиева в школе не было.

Тимофей бессмысленно покружил по первому этажу, предварительно обойдя второй и третий, заглянул во все подсобные помещения и туалеты, в спортивные раздевалки. Уходя из спортивной пристройки, он вдруг понял, что его всегда здесь отталкивало: впитавшийся даже в кафельную плитку кислый запах пота. Анальгина здесь не было. Тимофей поспрашивал у тех, кого встречал. Нет, Анвар не приходил, и внутренний голос подсказывал, что и не собирался. Тимофей поймал себя на мысли, что понимал это ещё вчера.

Ноги сами понесли его в магазин с ёмким названием «Дружба», который принадлежал отцу Анвара. По пути встретил он Кольку Степанова.

— А я к тебе! — объявил тот. — Хотел узнать, что там с Комиссией по делам несовершеннолетних?

— Да-а-а, так, — неопределённо потянул Тимофей. — Родителям крепко досталось, значит, и мне перепадёт.

— Из школы не выгонят?

— Не-а, я пообещал учиться.

— Давно пора, — искренне обрадовался Колька.

Сам Степанов учился прилежно, как принято говорить «на 4 и 5». Раньше в классе над ним часто подтрунивали, дразнили, мол, заучка, заяц Степашка. Бывало, весь класс не выполнит домашнего задания, потому что ходил в поход или играл в «вышибалы» с параллельным классом, а Коля — всегда готов. Учительница похвалит, поставит в пример, класс с кривыми ухмылочками промолчит, а на перемене — все поиздеваются над ним по полной программе. Однажды Степанов не выдержал и, едва сдерживая слёзы, крикнул в лицо обидчикам:

— Что вы меня достаёте?! За то, что я учусь?! Я же не смеюсь над вами за то, что вы не учитесь?! Вы издеваетесь потому, что я прав! Потому что учиться труднее, чем ни фига не делать! А мне нельзя не учиться, мне мама сказала, что за меня в институте никто платить не будет, нет у нас таких денег. Ясно?! У меня мать одна, а нас с сестрой у неё двое...

В классе повисло настороженное молчание. Даже отъявленные заводилы не знали, что можно добавить к сказанному. В эти минуты события могли повернуться в любую сторону. Найди кто-нибудь зацепку в словах Коли, переведи в смех его обиду губы, и всё — будут травить до выпускного класса. И тогда к Степанову подошёл Тимофей, взял за плечи, встряхнул и сказал:

— Колёк, ты не обижайся. Делать просто нечего, вот и говорят. Всё, больше никто не будет, — он повернулся к классу, — никто, ясно? Может, из Кольки потом великий учёный вырастет, инженер какой-нибудь. А мы тут ржём, как последние идиоты.

Авторитет Трофимова был непререкаем. С этого дня смеяться над Степановым перестали, зато часто просили списывать, и он никому не отказывал. А на контрольных по математике он успевал выполнить оба варианта: себе и Тимофею. Правда, Тимохе учительница всё равно ставила «тройку», потому как объяснить решения он не мог, и она справедливо полагала, что работа списана. Кольке же теперь не доставалось даже уже ставших привычными тычков на физкультуре, когда он мог замешкаться в игре или беспомощно повиснуть на спортивном снаряде. Да и сам он стал решительнее, увереннее, а ради Тимофея готов был на любую крайность: прогулять урок или даже два, стащить за кампанию порцию в столовой, уйти без спроса в тайгу.

— Я, Коль, в «Дружбу» иду, у меня там одна вещь. Надо, чтобы вернули.

— Я с тобой, — даже не спрашивая о чём идёт речь, решил Степанов.

Тимофей вкратце рассказал ему историю о пуговице, оставив за кадром сюжеты с торговлей на заправке. Коля даже остановился, удерживая Тимофея за рукав куртки.

— Ты представляешь себе, если это, правда, пуговица царевича? Это же круто! Историческая ценность! А это... ну... сон всё-таки был или не сон?

— Не знаю, но проснулся, а пуговица в руке, а рука под подушкой. Прикидываешь?

М-да... Мистика.

— Чё?

— Мистика, говорю. Чудеса, короче, — Колькины глаза горели восторженностью от прикосновения к тайне.

— Ладно, пошли, её ещё вернуть надо.

В магазине за прилавком оказался сам дядя Исмаил. Видимо, продавщица заболела или он ждал ночную сменщицу. Увидев ребят, он доброжелательно пригласил:

— Заходите молодые люди, что желаете?

Тимофей начал с порога:

— Дядя Иса, вам Анвар давал пуговицу? Ну, как талисман?

Какое-то время в глазах хозяина магазина промелькнуло несколько настроений. Если бы Тимоха умел читать по глазам, то понял бы, что в душе дяди Исмаила боролись два чувства: а не послать ли этих мальцов, ответить: ничего не знаю, видеть не видел, слышать не слышал. Но лица у ребят были чересчур решительные и серьёзные.

— Ты, значит, Трофимов, — кивнул он на Тимофея.

— Да.

— Послушай, парень, я не знаю, где ты взял эту пуговицу...

— Мне её подарили!

— Хорошо-хорошо, ты не волнуйся. Я же ничего не говорю. Понимаешь, парень, я сегодня весь день сам торгую. У меня прибыль в два раза больше, чем обычно. Понимаешь?

— Понимаю, — Тимофею не нравилась уклончивость коммерсанта.