Мальчик без шпаги - [14]

— Так это, Саня, их двое? — попытался рассудить друг Чиркова Зяба — Антон Зябликов.

— Они и младше, — рассудил Липенко.

— Да чё там, на два года всего, Трофим вон какой крепкий. — Подал голос кто-то ещё.

— Я один буду, — решил вдруг Тимофей, и поняв, что поспешил, испугался.

— Ладно, — ухмыльнулся Чирик, только, чур, потом не жаловаться.

— Сам не побеги, — отступать было некуда.

— Понеслась! — крикнул Чирков и резко ударил Тимоху в челюсть.

Голова мотнулась в сторону, ноги сдали назад, но Тимофей устоял.

— Ещё? — ехидно спросил Чирков. — Степан, может, тебе отвесить? Я тебе — левой. У Трофима челюсть в одну сторону будет, а у тебя — в другую.

По толпе прошел одобрительный хохоток. Колька стоял, понурив голову. Тимофей сплюнул под ноги кровавой слюной, глубоко вдохнул и на выдохе пошёл в атаку. Такой прыти от него, похоже, никто не ждал.

Уже через минуту они дрались неистово, точно солдаты двух противостоящих армий. Буквально не на жизнь, а на смерть. Руки мелькали со скоростью лопастей вентилятора, каждый третий удар — мимо, на лицах у обоих — кровь — расхлёстаны губы и носы, Чирик, к тому же, рассёк Тимофею бровь. Гул и улюлюканье вокруг приутихли, уступив место настороженному молчанию. Чирик, пользуясь явным преимуществом, наседал, и Тимоха пару раз падал, припадал на колено, но быстро поднимался и снова бросался на противника. Когда Чирков сбил-таки Тимоху с ног, неожиданно в бой кинулся Степанов. Маленький ростом Колька просто запрыгнул со спины на шею обидчика и вцепился, как клещ. Чирик, не сбрасывая его, бросился сверху на упавшего Тимофея, норовя вбить его голову в землю. Никто не знает, что было бы дальше, если б престарелому учителю технологии, Николаю Алексеевичу, не понадобился пиломатериал, что складировался в сараях. Увлеченные зрелищем бойни, пацаны не заметили, как он протиснулся сквозь толпу. На «атасе» никто не стоял. Николай Алексеевич решительно вмешался в драку своими натруженными руками. Растащил парней за воротники, разбросав в разные стороны. Причем труднее всего ему пришлось со Степановым, который никак не хотел отпускать шею Чиркова. И когда это, в конце концов, удалось, он обвёл презрительным взглядом зевак:

— Что стоите? Ждёте, когда они мозги друг другу выбьют? Американского кино насмотрелись? Фашисты!

— Да чё, Николай Алексеевич, всё честно, — подал кто-то голос.

— Честно, это когда на фронте! А в армии вас не увидишь, у всех к призыву мамки болезни под микроскопом находят, или по институтам разбегаетесь. Что ж хорошего смотреть, как свои своих лупят? Смотрите, кровищи-то! А ну-ка пошли все трое к Вячеславу Ивановичу!

— Может, не надо, — попытался разрядить обстановку Липенко.

— Не надо пакостить! — вскинулся на него учитель.

— Да я вообще —просто рядом стоял.

— В том-то и дело, что рядом стоял. Лоб такой! Мог растащить и пендаля дать, чтоб не повадно было.

— Дак у них тема была! Чё, вы, Николай Алексеевич, в детстве не дрались?

— Дрался, — признался и поутих учитель, — но как-то по-другому. До первой крови, к примеру. Лежачих не бить! Вы ж, как фашисты, какие...

— Дядь Коль, не надо к директору, — взмолился Тимофей, для которого Николай Алексеевич был ещё и соседом по подъезду, — меня и так завтра на Комиссию по делам несовершеннолетних...

— Во! Вишь как! Уже залетел, а продолжаешь, Тимоха.

— Он за меня заступился, — встрял Колька.

— Ага, а Чирков, значит, ответчик.

— Ща-ас, — сплюнул сквозь зубы Чирков.

— А ты, Гена, в мою сторону не поплевывай, — я тебя на пятьдесят с гаком лет старше. Всякого повидал. Если ты себе дорожку в жизнь через нары выбираешь — твоё дело, но замашки свои блатные брось. Я, Гена, вот этими руками не один дом построил, а ещё и китайцев на границе бить приходилось. Так что остынь, пацан. У тебя геройства на пару окурков и стакан пива, а добрых дел и вовсе нет.

— Да ладно, — обиделся Чирик, — будет и на моей улице праздник. Успею ещё погеройствовать.

— У вас, я посмотрю, через день праздник, а между ними — выходной. Так, — хлопнул в ладоши Николай Алексеевич, — разбежались все. Быстро! Чтоб ни одного здесь и на следующей перемене не видел! Драчуны — умываться! Ну, дёргайте быстро...

Липенко напоследок подошёл к Чиркову:

— Слышь, Чирик, ты больше их не трогай. Всё честно было. Нечего мелких донимать.

Услышав это, Колька повернулся к обидчику и сквозь зубы сказал:

— Не отстанешь, я твой мопед вместе с сараем сожгу. Ночью! И не узнает никто!

Чирков кинулся было в сторону Степанова, но Липенко его жёстко остановил:

— Ну, уймись ты, Алексеич совсем разозлится. Он же по-человечески всё сказал. Всё! Замяли.

Когда вошли в школу, там все уже знали, что и как было на заднем дворе. Улей гудел. А значит, как водится, к следующей перемене будет знать Вячеслав Иванович. У него своя тайная полиция.

Тимоха морщился от восхищения одноклассников, он прекрасно понимал, что не останови драку Николай Алексеевич, туго бы ему пришлось с Чирковым. А что не струсил — так Чирков всё равно не уймётся, ему авторитет нельзя терять. Так что ещё придется держать марку.

10

Трёхэтажное здание школы из белого кирпича было одним из немногих каменных в посёлке. Если смотреть с вертолёта — школа высилась как этакий штаб среди типовых деревянных двухэтажек и частных огородов. Она поднялась в те времена, когда одним из немногих осязаемых лозунгов оставался «всё лучшее — детям!».