Малая Бронная - [99]

— Придется мне самому. Вот видите, нужно серьезно вступать вам в партию, Верочка Сергеевна.

Чудак Шарапов, как будто можно вступать в партию несерьезно!

— Кто пойдет со мной к Сажевским? — уклонилась Вера от разговора.

— Ваш любимый Федоренко. Да вот и он.

Вера протянула руку. Широкое обветренное лицо Федоренко расплылось в улыбке.

К Сажевским она шла с великой неохотой. По дороге Федоренко рассуждал на свою любимую тему:

— Без детей жизнь пустая. Мне бы их пяток, а судьба оделила, одного дала, да и то взамен мать отобрала. А мать нам ох как нужна.

— Женитесь, Иван Лукич, — в который раз советовала Вера.

— Нелегкое это дело в пятьдесят лет, и опять же нам мать нужна, а не кто попало, вот в чем штука. Володька у меня нервный, намыкался в детдомах, пока я воевал, не больно-то примет чужую тетку.

Вера знала его десятилетнего парнишку, быстрого глазастого неулыбу. Трудно им обоим, отцу и сыну.

У Сажевских встретили ее, как всегда, радостно. Женя, точно назло, была дома. Узнав, зачем к ним явился следователь с участковым милиционером, Сажевские примолкли. Женя не сводила с Веры своих черных глазищ, однако объясняться с подругой было некогда и не к месту. Денег у Сажевских не оказалось, зато вещей много, добротных, дорогих.

Когда понятые ушли, подписав акты описи имущества, Сажевский сказал вполголоса:

— Я понимаю, вы — исполнитель, и хочу предупредить, что иду в райком партии.

— Внезапную ревизию назначила я.

— Вот как? — он посмотрел на Веру такими же черными, как у дочери, глазами. — Тем более нужно мне поспешить.

— Не расстраивайтесь, товарищ следователь, — подбадривал ее на обратном пути Федоренко. — Вам бы отказаться от этого дела, все ж подружка…

Как он прав! Но сделанного не вернешь.

В прокуратуре ее ждала судмедэксперт Смирнова. Передав Вере акт вскрытия трупа погибшего на просозаводе рабочего, она присела на край лавки, достала кисетик и стала скручивать «козью ножку».

— Знаете, Верочка, этот несчастный погиб не от травмы, а от заражения крови. Если бы в тот момент был врач… — она затянулась и выдохнула густой клуб дыма.

— Ваши выводы?

— Деточка, это тяжело говорить, но заражение ведь следствие катастрофы. И Окшу жаль. Молодой, у жены тяжелая беременность.

— Всех-то вам жаль, Елена Михайловна, — ласково упрекнула Вера. — А жену погибшего?

— Так трудно выбирать в несчастье. Я умолкаю, слово за вами.

Уходя, она сказала, опять скрываясь за дымом самокрутки:

— Я слыхала о Сажевском…

— Быстро же! — невольно заметила Вера.

— Мне Шурочка сказала.

— А-а, понятно.

— Я уверена, Женя поймет и… не бросайте этого дела.

— Почему?

— Вы — как бы это сказать? — не равнодушная и не озлобленная. Забегайте на огонек! — И торопливо ушла, точно боясь вопросов.

Вера смотрела из окна, как Смирнова шла к новому мосту. Ее тонкое тело чуть покачивалось, маленькие ноги становились неуверенно, из ворота черного шелкового платья виднелась слабая белая шея. Милая, добрая, пугливая женщина. Но кого же она имела в виду? Кто равнодушный, а кто озлобленный?

Дня через два Веру вызвал Климов.

— Поедешь в областную прокуратуру на курсы.

— Но у меня арестованы люди…

— Приказ. Собирайся, дела отдай Шарапову, Лучинников едет в соседний район.

Шарапов рассвирепел. Пошвырял папки с ее делами в шкаф, даже не взглянув на них.

— Дело торга арестантское, — предупредила Вера.

— Знаю. Своих дел по горло, я не каторжный, посидят.

Вера пожала плечами, идти к Климову бесполезно, одна надежда — вырваться с курсов раньше срока. На крыльце прокуратуры она столкнулась с щуплым человеком в зимней шапке. Он обрадованно зачастил:

— Товарищ следователь, я к вам! Небось потеряли меня, а я приболел, пришлось отлежаться тут у кума, но теперь все, вот он — я! — И прищелкнул каблуками облезлых сапог.

— Идите домой, Карасев, все уладилось.

— Ага, понятно… — Он затоптался на месте, скривился и дрогнувшим голосом сказал: — Спасибочки. Скоро распутали, кабы кто другой, намытарился бы. Спасибочки.

Ночью, сидя в переполненном вагоне, Вера вспомнила о Карасеве. Знал ведь, что невиновен, и боялся только «мытарств», но не укрылся от них. А Окша? «Будь вы на моем месте!» У каждого свой характер. Неприятен Окша своей трусостью, а еще больше торопливым желанием свалить вину на погибшего. И все же надо переломить себя и смотреть на дело с точки зрения фактов. Это трудно, но нужно.

2

В областной прокуратуре Вере сразу предложили пройти к начальнику следственного отдела. Исмаилову за глаза звали Кочергой. И в самом деле была она длинная, худая и смуглая до черноты. Густые черные волосы заплетала в косу, и эта тяжелая девичья коса совершенно не вязалась с мужеподобной фигурой Кочерги.

Исмаилова оглядела Веру холодными синими глазами и категорически сказала:

— Две недели будете помогать у нас, зачеты сдадите без посещения лекций, думаю, ваши институтские знания не испарились, если, конечно, они были.

Пришлось засесть за просмотр чужих дел. Скучное занятие. По каждому делу нужно было давать на утверждение Кочерге проект заключения, а это оказалось самым неприятным. Чертова Кочерга была беспощадна не только к сути, но и к форме документа.