Малая Бронная - [101]

Шрифт
Интервал

— Достаточно, — сказал он с довольным видом и повернулся к Нестерову, но его опередила Исмаилова:

— Ничего не выйдет, мне самой нужны грамотные люди, — и уже более спокойно добавила: — Так-то, Борис Семеныч, на чужой каравай рот не разевай.

— К счастью, этот вопрос решаете не вы, — покраснев, выпалил толстяк.

Нестеров шевельнулся и, подняв припухшие веки, остро глянул на Веру:

— Считаю главным мнение субъекта спора, — усмехнулся он. — Хотите работать в гражданско-судебном отделе, товарищ Иванова?

— Нет, не хочу.

Исмаилова торжествующе подняла густые брови.

— Вопрос исчерпан. — Нестеров протянул Вере руку. — Спасибо за крепкие знания, желаю успехов.

За дверью Веру сразу окружили «курсанты», но было не до них, скорее на вокзал. Мария пошла провожать.

— Пойду последняя, сердечко скачет, — призналась она.

— А как же ты, трусишка, бандита вела через лес?

— Конфуз один с этим бандитом, — засмеялась Мария. — Только ославила себя на всю область.

— Прославила, — поправила Вера. — Расскажи.

— Завязала я ему руки его же брючным ремнем, а ноги веревкой спутала, как лошади на выпасе, так и вела. Прокурор сам допросил этого типа при мне. Ох, и хитрюга мой прокурор! Почему, спрашивает, ты не убежал от нашей Машеньки? Так и сказал: от Машеньки. А мой бандит отвечает, пожалел ее, да и расчету не было. Я всю ночь проревела. Что же, думаю, я за следователь, бандиты жалеют. Потом поняла. Насчет жалости он для красного словца, а вот не расчет, это верно. С тех пор лихачество бросила.

— Ну, храбрый зайчишка, беги. — Вера обняла и поцеловала Марию в румяную щеку.

— Пиши, ладно?

— Не обещаю.

— Смотрите, какая занятая! Разорю доплатными письмами, так и знай!

Вера помахала рукой и вошла в вагон. Только устроилась, как ее окликнули:

— Верочка, здравствуйте.

Удивительно знакомый голос, звонкий, радостный.

— Не узнаете?

— Жуков?

— Он самый. Смотрите, что у меня есть. — И он развернул пакет, в нем лежали лиловые, точно в инее, крупные сливы.

— Прошу.

Вера взяла одну сливу и приложила губы к шелковистой кожице, не спуская глаз с Жукова. Длинный, худой, носатый. Но было в его лице что-то хорошее, доверчивое, простое. Он снял фуражку и пятерней поправил волнистые светлые волосы. Беззаботно забросив на верхнюю полку туго набитый рюкзак, он сел поудобнее и стал рассказывать о своих делах.

— Ездил за медикаментами для ветлечебницы, завернул в облвоенкомат. Добился комиссии, думал, все, дело в шляпе. Как бы не так! Кость кривая, рана не зажила, сердце дрыгает. Калека. Я бушевать. Меня выставили.

Он говорил с нею, будто знал много лет. Было так хорошо слушать его, есть сливы, смотреть на бегущие за окном поля и ни о чем не думать.

Через час она уже знала, что Жуков из дальней деревни Песчанского района, там его мать, а брат и сестры разлетелись из дому, институт он окончил в сорок втором, провоевал всего год, с Глушковым не ладит, старик всегда навеселе.

— Ты-ы ж обеща-а-ала любить меня вечно-о! — пропел он тенорком, вышло так похоже на подвыпившего Глушкова, что Вера рассмеялась. Глушков жил с нею по соседству и, часто бывая навеселе, заставлял слушать себя, вино делало его чересчур общительным.

Стало темнеть, вагон затих. Всхрапывали сморенные дневными заботами люди. Задремал и Жуков, голова его клонилась к Вере и скоро удобно прижалась к ее плечу. Он мирно спал, чужой, на редкость откровенный человек, а Вера размышляла: правильную ли дорогу она выбрала? Ведь не поздно уйти. Будет работать нотариусом. Заверять доверенности и копии свидетельств о смерти. Тоже нужное дело… Нет и нет! Надо быть там, где тяжело, где она сможет больше сделать. Опасно? Да. Но она знала это с самого начала и иначе не может.

Взошло солнце, вагон ожил, загомонил. Проснулся Жуков, глянул в окно и ахнул:

— Вот это да! Луга-то — розовые, скорее смотрите, Верочка!

Он, как ребенок, хотел немедленно включить всех в свои переживания. Ей опять стало легко и спокойно. Жуков достал из рюкзака хлеб и сало.

— Давайте заправляться, — протянул он ей бутерброд и покачал головой: — Не спали?

Поев, предложил:

— Пошли в тамбур, ветерка глотнем.

До самого Песчанска они простояли у открытых дверей вагона. Поезд несся мимо полей, ветер доносил пряные запахи трав.

Но вот показался лес.

— Какой странный, верхушки деревьев точно подстригли, — удивилась Вера.

— Конечно, подстригли, снарядами, бои-то были жаркими, палили с двух сторон. Мать говорила, осенью леса стояли черные, а теперь вот ожили. Ох, и силища в природе!

Вот и песчанский залатанный вокзальчик. Сойдя со ступенек вагона, Вера попала в раскрытые объятия Лучинникова, от него к Шуре. Смирнова осторожно приложила к ее лицу бледную щеку.

— Почему такая встреча? — растроганно спрашивала Вера.

— Еще бы, окончила академию с отличием, — посмеивается Лучинников.

— Вчера звонила Исмаилова, уточняла отчет, и сказала, что тебя хотели сманить в область, — рассказывала Шура.

— Вот и встречаем патриотку Песчанска, — подхватила Смирнова.

Вера закусила губу и поторопилась заговорить о делах.

— Алексей Ильич, как торговское дело?

— Это все потом, а сейчас отдыхайте. Вечером прошу к нам, Зинуша пирог с малиной соорудила.


Рекомендуем почитать
Наши времена

Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.


Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


В полдень, на Белых прудах

Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.


Шургельцы

Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!