Малая Бронная - [100]

— Правильно, хорошо, — кивала она своим хищным носом. — А что это за виртуозное «исходя из изложенного вышеследующего»? Перепишите. Коротко, просто, ясно.

А просто-то и было самым непростым. Через неделю Вера запротестовала:

— У меня в районе остались арестантские дела, не время ворошить тут бумажки!

— Экзаменов боитесь? — прищурившись, кольнула Исмаилова.

— Несерьезно, — сгрубила Вера. — Я о деле.

— Ничего не поделаешь, придется вам поворошить бумажки с нами, бездельниками.

Вера ушла возмущенная и в этот вечер не стала сидеть над опостылевшими заключениями, пошла побродить по городу.

Он был большой и страшный. Война выколола глаза домов, вырвала двери, снесла крыши. Наскоро ремонтировались уцелевшие здания, и они становились почти сплошными стенами. Окна закладывали кирпичом и белили. Не было стекол, не было досок, не было железа, но были люди. Они возвращались на свои пепелища, и с ними возвращалась жизнь. Уже работал кинотеатр, открылась библиотека. Однако ходить в кино одной было малоприятно, и все следующие вечера Вера опять сидела в прокуратуре над заключениями. Вместе с ней работала следователь Пригородного района Мария Шумилина. Эта маленькая крепышка нравилась Вере. Деловитая и говорливая, Мария умела работать, и Вера присматривалась к ее стилю. Мария выбирала самые толстые дела, Вера — наиболее срочные. Мария смеялась:

— Срочные сама Кочерга рассмотрит, а до толстых охотников не бывает, так я их пожалею.

— Бесполезная трата времени, — уныло листала очередное дело Вера.

— Не согласна, людей, конечно, не видно, но сколько нарушений, ужас! Главным считаю неправильную квалификацию преступлений.

— А суд для чего?

— Судьи ошибутся, это пострашнее, там уже действует автоматика.

— А обжалование?

— Не всякий обжалует, и решенное дело труднее рассматривать, а человек уже осужден.

— Стоит подумать.

И все же Веру не привлекала эта работа. Хотелось к людям, к живому делу.

Вечером, когда они с Марией уже собирались уходить, без стука вошла Исмаилова и тяжело опустилась на стул у стены. Худые ее пальцы дергали ворот блузки, побледневшие губы кривились.

— Что случилось, Софья Сулеймановна? — засуетилась Мария. Вера распахнула окно, Мария наливала воду. Исмаилова отстранила стакан с водой и сказала осевшим, хриплым голосом:

— Стрельников арестован.

— Саша! Он же наш лучший следователь… за что же? — шепотом спрашивала Мария.

— За родителей. Скрыл, что работали на немцев.

Вера замерла. Тягостное чувство одиночества охватило ее. Точно стена выросла вокруг, не давая возможности свободно дышать, видеть, двигаться. Там, за этой стеной, прозвучал голос Марии:

— Но кому это нужно было?

— Нашлись, как видите…

В эту ночь Вера долго думала о Стрельникове. Она не знала и даже не видела его. Мария как-то рассказывала, что этот молодой парень имеет больше десяти наград и поощрений и ни одного взыскания. «А ведь это чудо, работать семь лет без взысканий», — не без зависти сказала тогда Мария. Кто он на самом деле, этот Стрельников? Почему скрыл? Ну, арестован, а дальше?

Утром шла в прокуратуру невыспавшаяся и взбудораженная. Скорее бы домой, подальше от всей этой суеты и ненужных ей предзнаменований. Посредине дороги центральной улицы вели пленных немцев на работу, разбирать кирпичные завалы. Они шли, громыхая деревянными подошвами, переговариваясь, напевая. Вид их был явно не унылым, а с пустым животом не засмеешься. Один из них, рослый, темноволосый, помахал Вере рукой. Да, эти не боялись ничего, война у них позади, теперь только ждать. Ждать, когда добьют их менее удачливых соотечественников. А потом этих вернут домой, и жизнь их наладится. Веселые, здоровые лица пленных раздражали Веру. Может быть, она и не права, но уж слишком с ними нянчились. Так трудно уйти от сопоставления: полные надежд разрушители на развалинах города…

В Песчанск ее так и не отпустили, пришлось ждать экзаменов. Наступил наконец и этот день. В другое время она наверняка посмеялась бы над страхом опытных следователей перед несложными зачетами, но сейчас только злили их испуганные лица и желание оттянуть «страшный» миг.

— Это не страх, — оправдывалась Мария. — Просто неудобно оказаться слабее теоретически, чем практически.

Вера пошла первой. Экзамены проходили торжественно. На столе красная скатерть; развернутое знамя под портретом Дзержинского. За столом все начальники отделов и сам Нестеров, прокурор области. Он сидел неподвижно, полуприкрыв глаза, его коричневатое, нездоровое лицо было бесстрастно, точно все происходящее не занимало его, возможно, это так и было.

Вере задали несколько общих вопросов, и Исмаилова кивнула, отпуская ее. Тут приподнялся со своего места лысоватый толстячок и, взмахнув розовой ладошкой, остановил Веру.

— Прошу прощения, Софья Сулеймановна, — слегка поклонился он в сторону начальника следственного отдела. — Хочу задать несколько вопросов… товарищу… мм… Ивановой.

— Задавайте, — дернула плечом Исмаилова, давая понять, что вопросы эти считает излишними.

А толстячок так и вцепился в Веру. Вопросы посыпались градом, и все из гражданского права. Этого ему показалось мало, и он заставил слегка пройтись по земельному и финансовому праву. Никто его не останавливал.