Малая Бронная - [69]

Мужчины помогли маме дойти прямо до постели. Нюрка с Алей вволокли в комнату санки, подняли светомаскировочные шторы.

— У вас в доме сибирский холод, — пошутил Петечка.

— Сейчас керосинку зажжем, чайку поставим, прошу с нами, — пригласила мама военных.

— С удовольствием бы, но ни минутой не располагаем, уж извините. — И Петечка откланялся.

Шофер уже сигналил ему из кабины. Петечка хотел еще что-то сказать, но вскинул руку к шапке, четко повернулся на каблуках и вышел.

Дав маме лекарство, Аля поставила на керосинку маленький чайник.

Мама прикрыла глаза, кажется, задремала, Нюрка раскладывала продукты на две неравные части. Тут и явилась Мачаня.

— Надо же, поднялась! — удивилась Нюрка. — Вон твоя жакетка, никто не польстился.

— А я так надеялась, — искренне расстроилась Мачаня.

— Дай ей сальца из моей доли, — не открывая глаз, велела мама. — Для Люськи.

— Твоя доля главная, Пална, заработала, только прикрываться ребенком здоровой бабе, лезть за даровщинкой — не манер, — выговаривала Нюрка Мачане, отрезая дольку сала. — Принесла бы кофею для своей жалельщицы, сердце подбодрить, у тебя же есть!

Мачаня забрала сало, шубку, улыбнулась, уходя.

Напоив маму с Нюркой чаем, наскоро проглотив хлеба с сальцем, Аля побежала в поликлинику, вызывать маме врача.

34

В перерыв между лекциями Аля прибежала домой покормить маму. Быстренько зажгла керосинку, состряпала клецки из деревенской муки, заправила жареным сальцем, хотела подать маме в постель, но она сказала бодро:

— Сяду за стол.

И села. Аля налила тарелку ей, поставила себе, в дверь постучали. В комнату вошла немолодая женщина, врач их участка.

— С нами обедать. — Не ожидая ответа, Аля подвинула свою тарелку Горбатовой, так, по фамилии, ее звали все пациенты их двора.

— Отказаться не в силах! — И, сдвинув теплый платок с головы на плечи, Горбатова стала торопливо есть. — Набегаюсь из дома в дом, промерзну, есть иной раз ужасно хочется…

Эту полуседую женщину Аля помнила с детства. Только раньше она цвела румянцем, а теперь бледная, кожа на щеках дряблая, но глаза веселые, прежние. Поев, Горбатова занялась мамой.

За воротами, когда надо было идти им в разные стороны, врач сказала Але:

— У тебя, вижу, все к лучшему, лицо даже немного округлилось, порозовело, так? — Аля кивнула. — А вот мама… береги ее, сердце ослабло, недели две подержу на больничном, а там посмотрим…

— В больницу? — И перед глазами коридор, забитый койками, какая там маме поправка, в этой больнице?

— Будем отстаивать. — Горбатова тронула Алю за подбородок теплой рукой.

На углу Тверского повстречалась Нюрка, тащила чего-то в мешке через плечо, веселая:

— Приходи вечером, чудо покажу!

Помахала ей Аля, не останавливаясь, некогда, лекции ждут.

И все же мама уже поднялась, а раз так, можно сбегать на Арбат в библиотеку. Так и сделала, после занятий бегом по Суворовскому бульвару, на второй этаж бывшего ресторана «Прага». Попросила литературу по судебной психиатрии. Скоро по ней начнутся занятия, надо хоть глянуть, что это за наука о сумасшедших…

Осип сказал недавно:

— Учимся не по программе, а какого преподавателя бог пошлет, но ведь главное не это, главное — скорее работать.

— Разве не интересно учиться?

— Не интересно быть просто инвалидом войны, надо пользу приносить, а не клясть судьбу, что вышвырнула с фронта.

Инвалид войны. Ведь их на курсе большинство. Если бы она сама — инвалид? Что-то в этом есть неправильное, раз ребята обижаются на эти слова, обходят их в разговорах. Инвалид. А Николай Островский? Или вот, Рузвельт. Инвалиды форменные, а какие люди! Главное не руки-ноги, а голова. Спускаясь по ажурной чугунной лестнице, Аля увидела, вернее, сперва услышала стук костылей своего однокурсника Витеньки. Его все так звали, за юность, восемнадцать, первые усики еще не сбрил, а война уже обезножила. Хоть бы протез ему скорее сделали, скачет на одной ноге, вторая штанина подколота чуть ниже колена. Вот он — инвалид войны.

Догнав, Аля подхватила Витеньку под руку, он самолюбиво задергал локтем:

— Я не маленький за ручку водить. Замуж небось не пойдешь.

— А ты на всех, кто возьмет за ручку, собрался жениться? — попыталась отшутиться она и вспомнила будочницу на полустанке: — О тебе такая красавица мечтает!

Но Витеньке не до красавиц, он осторожно сходил с металлического крыльца, стараясь удержать равновесие, его курносое, милое лицо побледнело от напряжения. Сошел благополучно и размашисто закидал своими костылями, едва поспевая за ними ногой и всем телом. Костыли, кирзовый сапог, ватник цвета «хаки» и веселый, довоенный треух серого каракуля… Смотрела вслед Витеньке и жалела, что не знает ни названия полустанка, ни даже имени красавицы будочницы.

Домой вернулась со связкой учебников, а мамы нет! Подергалась к Маше, постучала к Нюрке — никого. Пальто на месте. Ну и дура, что ж человеку, в туалет не сходить? Села листать учебники, справочники. Судебная психиатрия. Значит, есть и не судебная? Нинка как-то жаловалась на кухне, что Барин ревнив, как сумасшедший.

— Все мы немного сумасшедшие, каждый на свой манер. И вообще, кто знает, какой он, нормальный человек? — ответила ей тогда мама.