Малая Бронная - [60]
В нарастающем грохоте пронеслись тачанки, потом мехпехота, зенитчики на машинах, артиллерия… танкетки, танки… И все направлялось только к фронту, только к неминуемым боям.
Экран погас, вспыхнул неяркий свет ламп над выходом. Люди расходились медленно.
Мама взяла под руки Алю и Натку, к ним прилепились Маша с Нюркой. Шли дружно, в ногу. Маша пошутила:
— Шагаем, как на параде!
— Ох, и важен этот парад! — сказала мама. — Уже на следующий день Рузвельт заявил о предоставлении займа, отвалил миллиард беспроцентно.
— Дали бы они нам… кабы не показать им свою силу, — авторитетно заявила Натка. — Это мы живем верой, а им докажи!
— Ох, Натка, подковали тебя политработники, хоть бы на одного глянуть, небось молодые, красивые, — посмеивалась Нюрка.
— Теперь живем, обнадежил Иосиф Виссарионыч, — твердила Маша. — А трудности… Что мы их не видели, чтоб забояться?
— Сколько можно хлебать этих трудностев?
— Ты, Нюра, хочешь, чтобы тебя немцы проветрили на суку? — неожиданно зло спросила Натка. — Знаешь, сколько таких висит в прифронтовой зоне? Как отбитый у немцев пункт, так висят…
— Господь с тобой, Натушка, вот этого не надо, — замахала Нюрка рукой в теплой варежке.
— Тогда помалкивай.
— Молчу, молчу!
— Выдюжим! — И Маша вдруг тонко вывела: — А мы тоже не сидели, того дожидалися!
Шли, заполнив почти всю главную аллею бульвара. Бодро да дружно, как давно уже ничего не делали вот так, сообща.
Так и дошли шеренгой по Малой Бронной до своего двора.
У ворот их поджидали Мачаня с Люськой. Видно, давно стояли.
— Натка! — вскинулась Мачаня. — Наконец-то хоть ты явилась. От отца только деньги, Егорушка вообще не пишет. Да и что теперь на деньги купишь? Молоко тридцатка кружка, хлеб тридцатка буханочка… Ты нам хоть чего-нибудь привезла? — спрашивала она, входя следом за всеми во второй номер.
Натка раскрыла оставленный перед уходом в кино вещмешок. Достала шоколадные кубики. Угостила маму и Алю, повернулась, но Маши и Нюрки уже не было, ушли к себе. Она наклонилась к Люське:
— А это все тебе, маленькая.
— Спасибо. Ты тоже мама?
— Как захочешь, могу и мамой тебе стать.
Взяв вещмешок, Мачаня все стрекотала:
— Поехали, Анастасия Павловна, вместе? Надо ехать!
— Куда же это? и зачем?
— Куда угодно, только из Москвы. Немцы в Волоколамске, Клину, Наро-Фоминске… понимаете?
— Никуда я не поеду. Раз правительство в Москве, ее не сдадут.
— Завидная уверенность. Пошли, Ната.
Та, будто не слыша, сказала:
— Зину надо было взять в кино.
— Нельзя ее трогать, — возразила мама, и оживление сошло с ее лица вместе с морозным румянцем. — Она теперь все в церкви, винит себя за Славика, зачем взяла на трудфронт.
— Но ведь его родители прислали разрешение, я сама видела телеграмму!
— Эх, доченька, разве телеграмма поможет?
Люська потянула Мачаню за руку:
— Мамочка, кашки…
— Научись терпеть.
— Ты сказаля… погуляем и тогда…
— Знакомые мотивы… — Натка повернулась к Мачане. — Чего ты ребенка мучаешь? Люся себя обеспечивает, это ты на иждивенческой карточке сидишь, а у нее детская.
— Натка! В угол поставлю, на горох… ха-ха-ха…
— Не надо! — закричала Люська.
— Да я шучу, и горошек давно съели, ха-ха…
Натка взяла Люську на руки, унесла, исчезла и Мачаня.
Как всегда теперь, керосинку мама зажгла в комнате, все теплее. Вскипятила воды, развела шоколадные кубики, налила в чашку:
— Пей, Аленька.
— И ты.
— И я. Ах, Натка, добрая душа.
Шоколад! Ах запах… Держать бы его во рту, а он глотается!
Прощаться Натка прибежала в сумерки. Сунула банку тушенки в шкап, поцеловалась с мамой:
— Аленька, проводишь?
Вышли, и конечно же, разве может хоть день Москва отдохнуть, воздушная тревога. Аля сунулась в комнату:
— Ма, мы в сенях!
— Ладно.
Стояли, пережидая тревогу. Мимо пронеслась Нюрка:
— А вы, оголтелые, бомбу ждете? — И, не слушая, дальше.
Вера Петровна пронесла Пашутку, с нею рядом тащила большой узел Зина. Вся в черном, лицо маленькое, щеки втянулись, смуглота стала темной, а глядит только под ноги, чтоб ни с кем не разговаривать.
— Жаль ее… — проводила Зину глазами Натка. — Ну а ты как?
— Учусь в юридической школе, туда после девятого принимают.
— Ого! Будешь, как отец, юристом, — кивнула Натка. — А рука?
— Ничего страшного, просто не заживает, из-за этого на курсы радистов комиссию не прошла.
— Интересно у тебя там?
— Представь — да! Но не в это бы время. Сейчас надо или быть на фронте, или работать на фронт.
— Если эта школа есть, значит, тоже нужна.
— Слабое утешение. У нас твои инвалиды учатся, привыкают жить с пользой заново. Судьей, нотариусом, даже адвокатом можно и без ноги или руки… А опыт такой у них, что уж душой не покривят.
— Вот видишь!
— Они же после фронта. А девчонок нас всего пять, и то… две старые.
— Старые девчонки, — рассмеялась Натка.
— У них мужья, дети, а у нас все же карточки служащих.
— Все равно учись. Будешь военным юристом. Вон у нас в вагоне самострел ехал, через портянку руку себе подкалечил. Так его все раненые ненавидели люто. Так и норовили обругать, стукнуть.
— Может, и надо учиться, только не здоровым. Подлечу руку…
Что-то невидимое с неимоверной силой приподняло их и шмякнуло о перегородку сеней. Дверь с треском захлопнулась. В темноте падая на пол, Аля ощутила тяжелую петлю страха, она не давала подняться, даже глаза закрылись.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».