Макорин жених - [96]
— Да, неяркое у вас сияние.
Дмитрий Иванович прошел вдоль барака. Против окна кто-то приподнялся на топчане.
— Подойди-ко сюда, гражданин начальничек, я тебе слово скажу. Глянь-ко, это что?
В пазу курчавился инеек.
— Это безобразие, — сказал Дмитрий Иванович.
— А это?
Человек сошел с топчана, пошарил под ним рукой и легко вынул одну из ножек. Топчан накренился.
— Безобразие и это, — подтвердил Бережной.
— Так кто же эти безобразия допускает? — не без ехидства прищурился собеседник.
— Кто допускает, тот ответит, — твердо сказал Дмитрий Иванович и, глядя прямо в лицо собеседнику, продолжил: — А вам, товарищ, я посоветовал бы взять в руки топор, приладить ножку покрепче, а то, не ровен случай, свалитесь во сне, бочок ушибете…
Барак взорвался смехом. Из-за печи выглянул Бызов, недоуменно вытаращил глаза.
— Что тут за спектакль-комедия?
Узнав, в чем дело, Бызов широко осклабился, выкатился на середину барака, огромный, весь разрисованный.
— Вы, товарищ начальник, ошиблись, — сказал он. — Васька Штык к труду не привык. Он иной раз, прежде чем кусок ко рту поднести, прикинет: а не полениться ли…
Дмитрий Иванович улыбнулся. Обратив внимание на замысловатую татуировку, он помотал головой.
— Шикарно же вас разукрасили…
Бызов сделал жест, как бы говоря: еще бы! Потом снял с гвоздя китель, надел, наглухо застегнул его, сел на табурет.
— Всяко бывало, — сказал он, потупясь. — Раз наглупишь — сто десять раз покаешься.
И уже другим тоном спросил:
— Вы кто будете, товарищ? Может, из леспромхоза или из комбината? Так надобно бы с вами потолковать о деле…
Один за другим с топчанов поднимались люди, присаживались вокруг стола. Юра перед приходом Дмитрия Ивановича уже уснул. Громкий шум и смех разбудил его. Он спросонья не совсем понимал, что тут происходит. Среди рабочих сидит человек, которого он где-то видел. Где? Постой, да это тот, кто помогал поднимать на сани ящик там, у склада леспромхоза. Это главный инженер, о ком так много рассказывал Иван Иванович. Юра тоже встал и подошел к столу, где сгрудились почти все барачные жители. Разговор был горячим. Говорили о бытовых условиях, о производстве, о заработках. И получалось так, что все новшества в организации производства, введенные за последнее время, приносили будто бы снижение заработков. И хлыстовая вывозка, и поточные бригады, и тракторная трелевка — все словно для того и вводилось, чтобы снизить выработку и уменьшить оплату труда рабочих. Дмитрий Иванович пытался понять, где тут корень зла, но люди столько говорили и верного и неверного, что разобраться сразу во всей этой путанице не было никакой возможности. Бережной не хотел ни обещать, ни уговаривать, понимая, что тут нужны не слова, а действия. Он решительно встал и направился к выходу.
— Вот что, — сказал он начальническим тоном, — выделите двух-трех человек потолковее. Пусть они придут ко мне завтра после работы, поговорим серьезно. Идет?
— Да мы что, пожалуйста, хоть все заявимся. Где вас искать-то?
— Пусть приходят в кабинет товарища Синякова…
Утром Синяков пришел в контору хмурый, с помятым лицом. Здороваясь с Бережным, не глядел в глаза.
— Ну вот и ладно, — говорил он, счищая ногтем застывшую каплю клея с настольного стекла. — Добро, раз главный инженер заявился. Может, и наладит у нас дела. Рабочих нам подбросят, Дмитрий Иванович? Или одними выговорами планы будем выполнять? Как там высшее-то начальство соображает?
Бережной не принял вызывающего тона, ответил деловито, просто.
— Я думаю, мы соберем мастеров, бригадиров и кое-кого из передовых рабочих, посоветуемся. Вы как думаете, товарищ Синяков?
— Да собрать не мудрено, — поморщился начальник. — Поболтать на собрании все любят. Кабы от этого кубометры увеличивались, тогда и совсем добро бы…
Бережной опять пропустил мимо ушей иронию начальника.
— Значит, договорились. Сегодня вечером. У вас здесь?
— Можно и у меня, — великодушно согласился начальник и вздохнул.
Длинно, назойливо зазвонил телефон. Синяков снял трубку.
— Откуда? Кривая Береза? Чего у тебя?
Слушал долго, изредка продувал трубку и бросал в нее отрывисто: «Ну… Давай… Дальше…» Под конец разговора сказал:
— Не хнычь, горе какое. Вот тут у меня сидит главный инженер, он наладит. А как же! Это у нас с тобой, у дураков, ни хрена не выкручивается… Сказал, не шебарши, хватит…
Он резко трижды крутнул ручку для отбоя.
— Ты завтракал ли, Дмитрий Иванович? — спросил он неожиданно.
— Да стакан чаю с печеньем выпил, — ответил Бережной.
— Так пойдем ко мне, накормлю. А то еще истощаешь тут, с меня спросят, скажут, довел человека…
Домик Синякова стоял на окраине поселка, над речкой. Плотно сбитый, чистенький, он весело белел наличниками окон. Сквозь морозные узоры виднелась зелень на подоконниках. Даже алели цветы. В комнате было полно ребятишек. Они выглядывали из-за стульев, высовывали головы в дверь из другой комнаты, прятались за занавеской, под швейной машиной, меж кроватью и комодом.
— Это что, все ваши? — не удержался от вопроса Дмитрий Иванович.
Лицо Синякова будто озарилось, морщины разгладились, глаза потеплели.
— Мой колхоз, — сказал он, обводя комнату растопыренными руками. — Не знаю уж, откуда они и берутся, из щелей, видно, вылезают, как тараканы. Цыц вы! Айда на кухню! — прикрикнул он на ребят, но таким добрым, таким хорошим голосом, что Бережному показалось, что это прикрикнул кто-то другой.
