Магия лжи - [19]

— Вы знакомы? — удивился Адамс. — Я не думал, что вы знаете друг друга.

— Господин Дронго известный сыщик, — пояснил Горбштейн, — про него иногда пишут в зарубежных изданиях. А я читаю по-английски и по-французски, поэтому достаточно часто встречаю его фамилию в разделе криминальной хроники, которую тоже просматриваю. Такой интересный гибрид Эркюля Пуаро и Ниро Вульфа.

— У нас к вам необычное дело, Лев Эммануилович, — начал Дронго. — Вы, очевидно, уже знаете, что именно произошло с президентом вашей компании.

— Попал в автомобильную аварию, — кивнул Горбштейн. — Утром я еще ничего не знал, но по каналу РБК уже передали в сводке новостей. Я позвонил Наталье, и она подтвердила мне неприятную новость. Надеюсь, что он поправится.

— Мы тоже на это надеемся, — кивнул Дронго, — но нам необходимо задать вам несколько вопросов.

— Мне? — удивился Лев Эммануилович, поправляя свой модный галстук. — Даже интересно, чем именно я могу помочь сыщику. Мне казалось, что я достиг такого возраста, когда могу быть гарантирован от общения с вашими коллегами. Но, видимо, правильно говорят — от сумы и тюрьмы не зарекайся. Чем я могу вам помочь?

— Вы давно работаете в компании?

— С самого первого дня ее основания. Собственно, все началось с того, что меня пригласил господин Пурлиев. Сначала нас было двое, потом пятеро, потом мы основали эту компанию, и я стал ведущим экспертом. Что именно вас интересует?

— Долгушкин был с вами?

— Да. Он был третьим, — улыбнулся Лев Эммануилович. — Требовался российский гражданин с российской пропиской, чтобы зарегистрировать компанию, и с небольшим начальным капиталом. Долгушкин оказался идеальной кандидатурой, и мы позвали его в компанию.

— У них не было конфликтов с Пурлиевым?

— Какие конфликты? Пурлиев работал, а Долгушкин только бил баклуши, — сказал Горбштейн. — Так продолжалось достаточно долго, пока Пурлиев не получил российское гражданство. После этого он уже не захотел терпеть загулы Дмитрия Павловича. Начались скандалы, и в конце концов Ягмыр просто выставил своего компаньона из компании, уплатив ему двенадцать миллионов долларов. Они все оформили нотариально. Вот тут у Долгушкина и проявился характер. Он нашел несколько человек из тех молодых ребят, которые нам обычно помогали, переманил их посулами хорошей зарплаты и основал свою компанию. Ну, а молодые ребята решили доказать, чего они стоят. Когда есть молодой задор и хорошие мозги, да еще и большие деньги… можно многое сделать, даже при таком владельце, как Долгушкин. Поэтому их компания стала нашим основным конкурентом.

— Понятно, — снова кивнул Дронго. — Как вы считаете, Долгушкин мог организовать наблюдение за своим бывшим компаньоном?

— Думаю, что мог, — немного подумав, ответил Лев Эммануилович, — ведь все равно его компания раза в три или в четыре меньше нашей по объемам, и Дмитрию Павловичу это, конечно, не нравилось. Его задачей номер один стало не просто конкурировать с нами, но и постараться нас превзойти. Никто, кроме Ягмыра, не знал, что Долгушкин дважды предлагал мне перейти к нему и готов был платить в два раза больше денег. Но я аналитик, и у меня достаточно известное имя. Если я позволю себя перекупить и об этом узнают в других компаниях, то моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб. Это не значит, что я такой бессребреник, просто моя репутация стоит еще больших денег, чем те суммы, которые мне предлагал Долгушкин. Вся Москва знает, что мне можно доверять, и я никогда и никого не подводил.

— Прекрасная речь, — улыбнулся Дронго, — сейчас так мало людей, которые заботятся о своей репутации.

— Спасибо. Только почему вы все время спрашиваете меня про Долгушкина? Вы считаете, что авария, в которую попал Ягмыр, так или иначе связана с ним?

— Пока не знаю, но пытаюсь это понять. Дело в том, что вчера скончался садовник Пурлиевых, и я убежден, что смерть его была насильственной.

— Это очень серьезно, — нахмурился Лев Эммануилович. — И вы считаете, что за этими преступлениями стоит Долгушкин? Конечно, у него было чувство уязвленного самолюбия, обиды человека, которого прогнали, несмотря на все его миллионы, но решиться на такое… Я не думаю. Или нет, не знаю, так будет точнее. Все-таки прошло несколько лет. Хотя Долгушкин не похож на человека, готового идти на такие серьезные преступления.

— А вы считаете, что для подобной акции нужна некая внутренняя готовность? — поинтересовался Дронго.

— Безусловно, — кивнул Горбштейн, — человек должен быть готов к подобному злу, носить его в себе, кормить, лелеять, пестовать и в один прекрасный день позволить этому «чудовищу» овладеть собой.

— Я занимаюсь расследованием преступлений много лет, — возразил Дронго, — и скажу вам по секрету, что некоторые люди совершают такие поступки, о которых они не могли даже подумать. В каждом человеке изначально сидит нечто божественное и нечто дьявольское. Люди замешены на этих двух началах. Один и тот же человек может быть хорошим семьянином и прекрасным товарищем, а в какие-то считаные мгновения превращается в вурдалака. Люди изначально не рождаются хорошими или плохими.